Разбойник и Мишка (рассказы)

Великанов Василий Дмитриевич

Соскочив с коня, Петя вбежал в избу к командиру полка, поднял было руку к козырьку, но тут же торопливо опустил её, вспомнив, что кубанки у него на голове нет.

– Товарищ подполковник, ваше приказание не выполнил. В Королёвке противник...

Увидев окровавленного Петю, подполковник крикнул:

– Санинструктора сейчас же сюда! Санинструктора!

– Ничего, товарищ подполковник, это я так, немного поцарапался... Я не знал, где искать штаб... Виноват.

Выслушав казачонка, подполковник подошёл к нему и положил руку на плечо:

–

Ничего, казак, на войне как на войне - всякое бывает. А за находчивость - молодец. Теперь тебя можно и в настоящее боевое дело пустить... Не растеряешься.

После того как санинструктор забинтовал Пете поцарапанные лицо и руки, казачонок долго не ложился спать, хотя был уже поздний вечер. Он старался быть на виду у красноармейцев, чтобы все знали, что он ранен.

Ночью вернулся из разведки отец и, увидев Петю с забинтованной головой и руками, встревожился:

– Что с тобой, сынок? Где это тебя так, а?

– Я, батько, "обрыв" сделал перед фашистами, а там кусты. Ну и поцарапался немного. А санинструктор забинтовал, как тяжелораненого. Я ему говорил - не надо, а он своё: заражение крови, говорит, может быть.

Отец осмотрел Петину бурку и, увидев несколько пулевых пробоин, покачал головой:

– А поклевали они тебя, сынок, здорово... Ласточку не задело?

– Задело немного, но ветврач сказал - не опасно. А за меня, батько, не бойся. Подполковник сказал, что я теперь в разведку могу.

– Уж больно горячий ты. В разведке выдержка нужна.

– Так я с тобой пойду. Ты и научишь меня. Тебе в гражданскую войну восемнадцать было, а мне тоже нынче шестнадцать исполнилось. И я могу.

Митрофан Николаевич посмотрел на сына с гордостью. Было отцу и жалко Петю - сын ведь, и радостно - в сердюковскую породу пошёл.

ПРЫЖОК

Поздней осенью сорок первого года, когда немцы приближались к Москве, кавалерийский полк, в котором служил Петя Сердюк, был направлен в боевой рейд по тылам врага.

К этому времени Ласточку выписали из ветлазарета совершенно здоровой, и Петя был очень рад этому. Ему казалось, что другой такой чудесной лошади нет ни у кого на свете.

И вот однажды...

Ночь была тихая, спокойная, будто во всём мире нет никого, нет и противника, который мог подстерегать под каждым кустом. Стремена и пряжки были тщательно обмотаны зелёными тряпками, и кони и люди сливались с густыми лесными тенями.

Лейтенант Котов, вручая Пете донесение, приказал:

– Товарищ Сердюк, доставьте начальнику штаба в посёлок Рудня. Времени на исполнение - час. Путь движения - правее шоссе, через лес, азимут сорок четыре.
– А потом по-дружески, тихо добавил: - Помни, Петро, мы находимся в расположении противника... При встрече - в бой не вступать, разведать и обойти...

Петя повторил приказание, вскочил в седло и почти бесшумно нырнул меж сосен. Густой сосновый лес словно проглотил его. Только раз негромко хрустнула под ногами лошади сухая веточка, будто переломилась

кость, и потом всё стихло.

Лунная белизна кое-где прорывалась меж деревьев яркими бликами. Всадник правил лошадь по затемнённым местам. Двигался лёгкой рысью, напряжённо присматриваясь к кустам и деревьям. Земля местами покрыта тонкой ледяной корочкой, которая хрустит под ногами коня - раздражает ненужным шумом.

Проехав с полчаса, Петя очутился на опушке леса. Перед ним открылась широкая болотистая луговина. Продвигаться дальше опасно. Петя свернул налево и в это время услышал невдалеке говор. Круто придержав лошадь, насторожённо прислушался: "Говор слева... Метрах в ста... Противник".

Сначала Петя хотел повернуть направо и ускакать, объехать болото где-нибудь правее и следовать дальше, в посёлок Рудня. Но тут же мгновенно передумал: "Надо разведать... Куда направляются... Сколько их..."

Петя свернул на опушку, где кустились молодые ёлочки. Потянул правый повод и, нажимая правым шенкелем на грудь лошади, сказал тихо, властно:

– Ложись, ложись!

Послушная лошадь слегка присела и медленно повалилась на левый бок. Откинув голову, она распласталась на сыроватой земле и глубоко вздохнула.

Петя прилёг на грудь лошади и слегка раздвинул перед собой веточки ёлок. Теперь он прекрасно замаскирован. Могут пройти совсем близко и не заметить. Только бы Ласточка лежала спокойно.

Говор приближался, и уже можно было различить отдельные немецкие слова. Петя почувствовал биение своего сердца - оно било, стучало громко, как молоток. "Может, напрасно я задержался? Влипнешь и донесение не доставишь...
– Но тут же успокоил себя: - Ладно. Если полезут, дам из автомата и гранатой подсыплю". Он скользнул левой рукой по поясу, на котором были пристёгнуты две гранаты - рябоватые "лимонки". Руки цепко вросли в автомат.

Вот они уже ясно видны - восемь всадников. Остановились. Один из них вынул из сумки карту и осветил её тонким пучком карманного фонарика. В этот момент одна лошадь громко заржала, и её ржание раскатилось по лесу звонким призывом. Пете показалось, что Ласточка напрягается всем телом, чтобы дать ответ. Петя судорожно вцепился рукой в верхнюю губу лошади и строго, умоляюще прошептал: "Тихо... тихо..."

Немец, смотревший на карту, указал по тому направлению, где лежал разведчик, и что-то проговорил.

Два всадника отделились от группы и спокойным шагом двинулись прямо на Петю. Вот они приблизились метров на пятнадцать. Петя нажал спусковой крючок автомата, и по лесу раскололась дробная очередь выстрелов. Один всадник вместе с лошадью рухнул на землю, а лошадь другого рванулась назад. Немец вылетел из седла. Петя дёрнул за повод, Ласточка вскочила, он прыгнул в седло и, лавируя меж сосен, поскакал в лесную темноту. Того и гляди, разобьёшь голову. Сзади слышны крики и стрельба. Пули посвистывают и щёлкают по ветвям.