Разбойник
Шрифт:
С годами мальчик приучился внимательно смотреть себе под ноги при каждом шаге, чтобы убедиться, что ступня твердо опирается на землю. Он совершенно не ощущал почву под ногами, и каждая неровность влекла за собой неминуемую потерю равновесия и падение. Брансен терпеть не мог, когда это происходило на глазах у прохожих, поскольку ему нелегко было подняться на ноги, а уж о ловкости и говорить не приходилось. Его усилия всегда вызывали хохот у наблюдателей.
К счастью, он знал каждый дюйм любой из дорог, по которым приходилось шагать, – от двери дома Гарибонда на берегу озера до самых
Терпеть не могу пускать слюни. Я их не чувствую, и не знаю, когда они вытекают изо рта. Но все кругом начинают смеяться, мужчины и женщины показывают на меня пальцем или отворачиваются с отвращением. Слюна и сопли вечно блестят у меня на лице и засыхают на рукавах. Как мне это не нравится!
Вдалеке послышался окрик: «Аист!» – и Брансен понял, что обречен.
Именно так прозвали его городские мальчишки.
Брансен низко опустил голову и заставил свои непослушные ноги двигаться как можно быстрее. Он старался делать более широкие шаги, но при каждом движении у него дергалась голова и непроизвольно поднимались руки. Несмотря на все старания, вскоре за спиной послышались шаги двух догнавших его подростков. Звук на мгновение стих, а потом ритм шагов изменился, и Брансен понял, что они идут следом и передразнивают его неровную напряженную походку.
Он не прекращал упрямо шагать вперед. Брансен собирался дойти до города и купить немного крупы для Гарибонда, и он намеревался выполнить это поручение, несмотря ни на какие преграды. Резким движением он поднял руку, чтобы вытереть лицо, при этом не рассчитал расстояние и довольно сильно шлепнул себя по щеке, но постарался не показать виду.
Спустя пару минут мальчишкам наскучило его передразнивать и они забежали вперед, преградив ему дорогу.
– Привет, глупый Аист! – крикнул Таркус Брин. Брансен продолжал идти, но Таркус сильно ударил его ладонью в грудь. Бедняга покачнулся и старался изо всех сил сохранить равновесие.
– Ос… ос… оставь ме… меня в покое, – с трудом складывая слоги, непослушными губами произнес Брансен.
Мальчишки засмеялись, как смеялся почти каждый, когда слышал его попытки заговорить.
– Я… до… должен… ку… купить…
Хохот заглушил его голос, а Таркус ударил его по лицу, заставив замолчать.
Брансен прищурил глаза и гневно уставился на своего обидчика. В этот момент, когда он стоял на одном месте, а на лице его застыло выражение ненависти, Брансен производил пугающее впечатление и выглядел таким же нормальным и сильным, как и любой другой мальчик. Таркус оборвал смех и даже сделал шагназад, но второй мальчишка вышел вперед и сильно толкнул Брансена.
Несчастный пошатнулся, затоптался на месте, отчаянно вихляя бедрами, и в следующее мгновение шлепнулся лицом в грязь. Он даже не успел закрыть рот и теперь чувствовал привкус крови и грязи.
Брансен с трудом сдерживал подступившие слезы. Он ненавидел слезы и старался не плакать при посторонних. Он мог допустить такое только наедине со своим приемным отцом.
«Не буду плакать», – твердил он себе снова и снова, но рыдания все же вырывались из горла. Брансен слышал, как кто-то закричал на мальчишек, но был слишком расстроен, чтобы прислушиваться. Насмешливого «По… пока!» Таркуса он тоже не слышал. Наконец мальчишки убежали.
Его отец, Гарибонд, часто говорил, что с годами его жизнь наладится, но этот год был, пожалуй, самым плохим. Большинство взрослых мужчин, даже подростки постарше, ушли на войну против поври. Более взрослые парни тоже не были добры к Брансену, но они выражали свое презрение в основном словесными оскорблениями. С тех пор как они ушли воевать, мальчишки его возраста остались без присмотра и безобразничали в городе.
Брансен уселся прямо на земле и попытался успокоиться. Теперь ему предстояло встать на ноги, а для этого требовалось как следует сосредоточиться.
Нечего попусту лить слезы, от них все равно нет никакого толку.
И все же…
Он стал поворачиваться на бок, чтобы отыскать опору для своих слабых рук, но тут кто-то дотронулся до его плеча. Брансен мгновенно напрягся и закрыл глаза, ожидая, что на него обрушится град ударов, как это слишком часто случалось. Но прикосновение было мягким и ласковым.
– Ты в порядке?
Этот негромкий голос он знал и любил. Брансен позволил неожиданной помощнице, девочке примерно одних с ним лет, перевернуть себя на бок и взглянул в ее хорошенькое личико.
– Ка… Кадайль, – вымолвил он и посмотрел вверх.
Девочка была невысокой для своего возраста и худенькой, как и большинство крестьянских детей. Но в ее фигурке угадывалась особая мягкость, а кожа была гладкой и нежной, не такой, как у других простолюдинок. Когда она улыбалась, ее голубые глаза так и сияли, а все ее лицо вспыхивало румянцем, и поскольку улыбалась она нередко, то ее щечки розовели почти всегда.
– Ох, Брансен, – воскликнула Кадайль, вытерла его заплаканное лицо, и день стал намного ярче. – Каждый раз, когда я тебя вижу, ты всегда в грязи!
В ее словах не было никакого оскорбления. Брансен понял это по ее тону и еще потому, что это была Кадайль. Она никогда его не обижала и не смеялась над ним. Никогда не осуждала и частенько вытирала слюни и сопли безо всякого упрека. И, что еще важнее, всегда терпеливо ждала, пока он закончит фразу.
С помощью Кадайль мальчик поднялся на ноги и сумел выразить свою благодарность. Девочка осторожно стряхнула пыль с его одежды.
– Не обращай на них внимания, – говорила она. – Они все дураки. И сами знают, что они глупые, а ты – нет.
Брансен улыбнулся, но не поверил ее словам. Но все же ему было приятно их услышать.
– У тебя кровь на блузе.
Кадайль опустила глаза и увидела, что ее мать права. На рукаве ее серой рубахи расплылось красновато-коричневое пятно. Девочка посмотрела в лицо матери и пожала плечами.
– Ты что, подралась? – не унималась женщина.
– Нет, мама.
– Кто-то тебя ударил? Или ты споткнулась и упала? Подозрительность в голосе матери сменилась беспокойством, и она подошла поближе к дочери.