Разбойник
Шрифт:
У Разбойника не было времени на осмотр упавшего солдата; он завершил поворот и встал в боевую стойку лицом к лицу с четвертым и последним из противников. Но этот солдат в ужасе остановился, бросил свой меч на землю и поднял руки. Разбойник без промедления подскочил ближе и приставил кончик меча к горлу единственного противника, который еще стоял на ногах.
– Где она? – спросил Разбойник.
Солдат затряс головой, явно не в силах вымолвить ни слова от страха.
– Кадайль, молодая девушка, что здесь жила, – настаивал Разбойник. – Ее увели! Или ты скажешь, где она находится, или мой меч освободит твои
– Я не знаю! – крикнул солдат.
– Лжешь!
Меч надавил на шею, и солдат жалобно вскрикнул.
– Нет, не надо! – взмолился мужчина. – Прошу, не убивай меня! У меня маленькие дети и жена! Прошу, пощади!
В его словах было столько страха и искренности, что Разбойнику пришлось напомнить самому себе, что солдаты, и даже сборщики податей, – такие же люди, как и все остальные, и они лишь исполняют волю лорда Прайди. Обычные жители Прайда, и имеют семьи. Но все эти соображения не могли потушить его ярости, не могли развеять страха за судьбу Кадайль и ее матери, не могли заставить забыть о смерти Гарибонда. Разбойник, не опуская меча, ударом второй руки свалил солдата на землю и снова уперся лезвием в горло.
– Твоим родным придется тащить твое тело к братьям Абеля, чтобы они зарыли его в холодную землю, или отдать самхаистам для сожжения на костре, – предупредил он. – Отвечай, я не собираюсь повторять вопрос дважды!
– Они забрали и девушку, и ее мать, – произнес солдат. – Я не знаю, что будет с девчонкой, но ее мать попадет к Берниввигару. Этой ночью ее снова осудят и отдадут змее или пламени.
Разбойник отвел лезвие меча и отступил назад, стараясь осмыслить услышанное признание. Его взгляд обратился на запад – солнце уже почти село, – а потом на юго-восток, где находилось судилище самхаистов и место ритуальных убийств.
Затем он снова повернулся к солдату – тот все еще лежал на земле и тихо стонал, прикрывая голову руками.
– Собери своих приятелей и тащи их в дом, – приказал он, а когда солдат не шевельнулся, снова стукнул его ногой. – Быстрее!
Стражник поднялся на ноги и побрел исполнять приказ, а Брансен подбежал к мужчине с перерезанным горлом. Опасаясь самого худшего, он перевернул раненого на спину и с облегчением убедился, что тот еще жив. Рана оказалась неглубокой, хотя все еще кровоточила. По существу, это была лишь серьезная царапина, но кровь текла достаточно сильно, и мужчина нуждался в помощи.
Брансен поднес одну руку к ране, а вторую положил на свой лоб, где под маской скрывался священный камень. В памяти юноши всплыли строки из Священной Книги Джеста Ту, в которых говорилось об излечении больных наложением рук. Мысли Брансена сосредоточились на серой глубине камня, руки мгновенно потеплели, и он с удивлением заметил, что рана затягивается на глазах. Однако Брансен вскоре прекратил сеанс, поскольку ощутил, что не может больше контролировать свои силы и удерживать линию Чи. В следующий момент он ощутил тошноту и слабость во всем теле.
Но воспоминание о Кадайль победило слабость. Брансен со стоном поднялся на ноги и приказал стражнику поторапливаться.
Вскоре Разбойник уже бежал прочь, а связанные солдаты с кляпами в зубах остались в темном доме.
Глава 36
ГУЛ В ГОЛОВЕ
Брансен
Брансен сконцентрировался наконец на одной мысли и ускорил бег. Он двигался уверенно и быстро, хотя совершенно не представлял, где находится. Наконец он почувствовал, что приближается к цели; голова гудела, а края воображаемого туннеля окрасились в красный цвет. Разбойник еще не строил никаких определенных планов. Едва сознавая, что делает, он посмотрел сквозь нагромождение бревен и хвороста у подножия высокого плоского камня. Его тело охватило теплой волной, но языки пламени, казалось, находились где-то далеко. Совершенно непроизвольно мысли Разбойника перенеслись в небольшую комнату над его бывшей кельей, пальцы задвигались, словно перекатывая на ладони священный камень. Он ощутил исходящую от камня силу, как если бы в его руке был серпентин, хотя никакого камня, конечно, не было. Но где-то в подсознании вновь всплыли уроки Джеста Ту, и ему удалось зарядиться магической энергией, какую он получил бы при помощи самоцвета.
А это было совершенно необходимо. Теперь Брансен не чувствовал, что вокруг него пляшут языки пламени, пожирающие сухие бревна и ветки. Он присел на корточки и уставился на Камень Правосудия через оранжевые всполохи огня, танцующие всего в нескольких дюймах от его лица.
Критический момент приближался. До Брансена доносился гул голосов собравшихся людей, сквозь огненную завесу пламени где-то сбоку колыхалась толпа, но все это не имело значения. Важно было лишь одно – появление человека на плоской вершине камня.
Отблески костра и рев пламени возродили в душе бедной Каллен ужасные воспоминания, похороненные, как ей недавно еще казалось, навсегда. В толпе зрителей стояли совсем другие люди, но смешки, перешептывания и легкомысленные выкрики были теми же.
Словно во сне она позволила стражникам вывести себя на пятачок между костром и большим плоским камнем, камнем Берниввигара. Крики за спиной подсказали, что пришел заклинатель змей с ядовитой гадюкой в мешке, и у Каллен отнялись ноги. Мысли заволокло черным туманом, вспомнился грубый и тесный мешок, змеиное тело, скользящее по ее коже, и острые, брызжущие ядом зубы, впивавшиеся в плоть.
У Каллен вырвался стон отчаяния, но она постаралась отогнать мрачные воспоминания и мертвящий душу ужас. Дело сейчас не в ней, ее судьба не имеет значения. Все равно ей суждено умереть в эту ночь, быть казненной за преступление, совершенное два десятка лет назад, за преступление страсти, а не жестокости, совершенное по ошибке сердца, а не вследствие злого умысла.
Но пусть так и будет, дело не в этом.
Участь ее несчастной дочери, вот что важно. Ничто другое не имело значения для Каллен. Ни боль, ни гадюка, ожидающая в мешке, ни близкая смерть.