Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа

Сальгари Эмилио

– Боюсь, не смогу заставить себя приблизиться к этой гекатомбе, – проговорил маркиз.

– Отправим за бурдюками бедуинов.

– Едем, Бен. Воздух здесь отравлен.

Они уже собирались пришпорить коней, когда услышали мучительный хрип:

– Воды…

– Кто-то еще жив! – воскликнул маркиз. – Ведь мне не померещился этот голос?

Из низины вновь послышался слабый стон:

– Пить… пить…

– Нужно спасать человека! – крикнул маркиз.

Кони наотрез отказались спускаться в ложбину. Друзьям пришлось спешиться и, прихватив винтовки,

направиться туда, откуда вроде бы доносился голос. Вонь стояла такая, что маркиз несколько раз вынужден был останавливаться и зажимать нос.

Вокруг были трупы, покрытые запекшейся кровью. Многие – обезглавлены. Туареги любят подвешивать головы поверженных врагов к седлам своих мехари, похваляясь доблестью перед женщинами. Не пощадили даже верблюдов. Застреленные в упор животные лежали огромными кучами.

– Прямо скотобойня, – проворчал маркиз. – Ну и негодяи же эти туареги.

– Когда они покидают свои тайные логовища, всюду начинает литься кровь. Горе каравану, попавшемуся им на пути и осмелившемуся оказать сопротивление!

– Наверное, несчастные марокканцы, переоценив собственные силы, мужественно попытались защитить свое добро и жестоко поплатились.

– Пить, пить!.. – повторил голос так жалобно, что маркиза прошиб озноб.

Перевалив через песчаный гребень, они увидели еще полтора десятка мертвых марокканцев, по всей видимости оказавших особенно сильный отпор: песок был буквально залит кровью, в которой копошились мерзкие стервятники, терзая трупы и отрывая длинные лоскуты мяса.

Окинув взглядом несчастных, чьим костям суждено было навеки остаться лежать под знойным африканским солнцем, маркиз уже хотел было подняться на следующий бархан, когда краем глаза заметил приподнявшуюся человеческую голову и опять услышал стон:

– Воды… пить…

Де Сартен с Беном бросились туда и вскричали от изумления и ужаса.

Единственный человек, выживший в этой бойне, был по шею закопан в песок. Перед ним, так чтобы он не дотянулся, стояла миска, на дне которой еще оставалась вода. Бедняга, приговоренный безжалостными туарегами к поистине танталовым мукам, должен был умереть от жажды, глядя на спасительную воду. Его лицо жутко перекосилось, губы потрескались, глаза вылезали из орбит.

Когда он увидел Бена с маркизом, в его зрачках вспыхнул огонек надежды и страха.

– Воды!

Стон был похож на звериный рев. Мужчина перестал дергаться, не сводя взгляда со своих спасителей и непрерывно стуча зубами.

– Бедолага! – воскликнул маркиз. – Эти чудовища не могли изобрести худшей пытки!

Подняв валявшиеся неподалеку широкие ятаганы, де Сартен с Беном принялись откапывать марокканца. Когда работа была почти закончена, бедняга с неожиданной силой рванулся из ямы, которая должна была стать его могилой, и приник к чашке с водой.

Единственный человек, выживший

в этой бойне, был по шею закопан в песок.

– Остановитесь! – закричал маркиз. – Вы себя убьете!

Поздно. Осушив чашку одним глотком, несчастный рухнул на землю, словно человек, дотронувшийся до лейденской банки.

– Умер? – спросил Бен. – Надеюсь, нет.

Маркиз склонился над марокканцем, нащупал пульс:

– Сердце еще бьется. Отвезем его в лагерь и попробуем спасти. Если мы найдем здесь воду, лишний человек нам не помешает.

– Обязательно найдем, – пообещал Бен. – Туарегов интересуют товары и оружие. К чему им бурдюки? Воды у них в избытке, ведь они знают все колодцы как свои пять пальцев.

Подхватив марокканца под руки, друзья потащили его к лошадям.

На вид спасенному было лет тридцать. Высокий, сухопарый, смуглый, с правильными чертами лица, что необычно для обитателей Сахары, тонкими усиками на верхней губе и редкой, как у всех французских алжирцев, бороденкой. Одежда тоже отличалась от наряда погонщиков-марокканцев или выходцев из оазисов: красные шаровары, синий кафтан с алыми галунами и высокие полотняные гамаши.

– По-моему, он алжирец, – сказал де Сартен. – Или я не корсиканец. Ладно, если не умрет, выясним.

Взвалив спасенного на более смирного из двух коней, они поспешно вернулись в лагерь, где их с нетерпением ожидали Эстер и Рокко, с трудом сдерживавшие бедуинов, которые совершенно спятили от жажды. Последние, едва услышав о разграбленном караване, стремглав бросились туда, подгоняемые не столько жаждой наживы, сколько надеждой разыскать полные бурдюки.

Тем временем маркиз распорядился поставить палатку и разостлать циновки. Несчастный почти не подавал признаков жизни. С помощью Рокко маркиз разжал его крепко стиснутые зубы и влил в пересохший рот несколько капель драгоценного коньяка. Спасенный громко фыркнул и скривился, тем самым дав понять, что дела единственного выжившего в бойне не так плохи, как казалось.

– Крепкий малый, – сказал маркиз. – Я-то думал, бедолага умирает, однако, похоже, он придет в себя довольно скоро.

Де Сартен напоил страдальца подслащенной водой, прикрыл уазроцем и оставил в покое. Выйдя из палатки, маркиз и Эстер увидели бедуинов и мавра, возвращавшихся с полными бурдюками.

– Хозяин, мы спасены! – объявил Эль-Хагар, кидаясь к маркизу. – Возьмите! Пейте, все пейте, воды теперь вдоволь!

– Ты не узнал никого из убитых? – поинтересовался корсиканец, напившись.

– Нет, господин.

– Как думаешь, туареги убрались восвояси?

– Наверняка. Ограбили и вернулись к себе с добычей.

– Сколько людей насчитывал тот караван?

– Около двухсот.

– Выходит, туарегов было очень много.

– Иногда, чтобы напасть на большой караван, они собирают отряд в несколько сотен человек. Однажды я видел сразу полтысячи воинов.

– Они могут вернуться?

– Да, за оставшейся добычей.

– В таком случае находиться здесь опасно.