Разделенный Мир
Шрифт:
– Вот как? – снова удивилась Машенька. – Неужели положение герцогского дома настолько непрочно?
– Пока герцог жив – его положение незыблемо. Но если… – И карлик скорчил совершенно умопомрачительную в своей серьезности физиономию. Маша непроизвольно прыснула.
– И ничего смешного! – тут же окрысился Эго. – Ты себе представить не можешь, сколько в герцога вложено лично мной! – И он высокомерно вскинул подбородок.
Да, фигура герцога в изображении его «придворного» коммерсанта становилась все более и более интересной.
– Ты себе представить
– А зачем тебе это? – неожиданно коротко и подозрительно спросил карлик.
– Как это – зачем? – не поняла Машенька. – Разве все подданные герцога не мечтают быть ему представлены?
– А кто их спрашивает, о чем они мечтают? – так же кротко и недовольно проворчал торгаш. – Если герцог захочет, так ему любого подданного представят…
Маша взглянула на неожиданно умолкнувшего и нахохлившегося говоруна и неопределенно хмыкнула, соображая, что могло послужить причиной такой резкой смены настроения ее собеседника. Потом ей в голову пришла одна довольно неожиданная мысль. Она повернулась к слегка отставшему Сяме и сказала:
– Господин лейтенант, составьте компанию нашему попутчику. Я ненадолго отлучусь…
– Ты куда?! – тут же встрепенулся карлик.
– Мне необходимо отдать некоторые распоряжения моему каптенармусу, – злорадно выплюнула Машенька последнее слово. Следом за этим она резко развернула своего коня и поскакала в конец колонны. Краем глаза она заметила, что карлик высунулся далеко за навес своего шарабана и испуганно наблюдал за ее отъездом.
Жан, восседая на передке телеги, задумчиво улыбался каким-то своим невысказанным мыслям и не сразу заметил баронессу. Только когда Машенька деликатно кашлянула в кулачок, он вскинул голову и, увидев своего командира, густо покраснел. Маша сделала вид, что не замечает его непонятного смущения, и как ни в чем не бывало тихо сказала:
– Ну-ка, каптенармус, объясни мне свое поведение!
– Какое поведение? – так же тихо спросил багровый Жан.
– Ты за что чуть не задушил бедного Орта? Перекрыл бедняге своей лапой все дыхательные пути!…
Жан помолчал, а потом нехотя ответил:
– Болтал Орт много, а я его предупреждал…
– Ну-ка, ну-ка… Давай рассказывай…
– Да что рассказывать? – недовольно пробурчал Жан и начал неприметно притормаживать свою лошадку.
– Все рассказывай, – потребовала Машенька. – О чем Орт не должен был болтать, чего ты испугался… Может, и мне надо чего-то опасаться?…
Жан, потупив голову, молчал, все дальше отставая от замыкавшей колонну пары всадников. Наконец он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Машеньке.
– Смешная ты девчонка!…
– Как! – опешила Машенька, и от этого возгласа даже ее жеребец остановился.
– Да так! – спокойно ответил Жан. – Ты словно не из этого мира… – Он снова повесил голову и мечтательно улыбнулся.
– А может, я действительно не из этого мира? – с
Он снова посмотрел ей прямо в глаза и спустя несколько секунд заговорил тихо, спокойно, убедительно.
– Слушай, ты, может быть, действительно ведьма, только не ты первая, не ты последняя. Но вот зачем ты свои способности так откровенно демонстрируешь? Или они тебе надоели?…
– Ничего себе – демонстрируешь! – возмутилась Маша. – А что ж, мне надо было спокойно наблюдать, как твой милый командир, этот Трот ублюдочный, стал бы меня при всей вашей честной компании насиловать? А потом еще немножко потерпеть? Вас всех по очереди?…
Жан молчал, не сводя с нее глаз, а когда она возмущенно фыркнула, еще тише произнес:
– Любая девчонка, которая родилась в этой стране, без колебаний прошла бы через любое, самое страшное изнасилование, но никогда не призналась бы, что обладает магическими способностями… И любой мальчишка тоже…
– Почему?! – переспросила Машенька неожиданно севшим голосом.
– Потому, что после такого признания у наделенного Даром остается только один путь – в Одинокую Башню, на свидание к герцогу.
– Ты хочешь сказать?… – начала Машенька, но Пожир ее перебил:
– Ты знаешь, сколько лет нашему герцогу?
Маша отрицательно покачала головой.
– Официально – сто сорок семь!… Официально! На самом деле лет на двадцать – тридцать больше. А выглядит он едва на шестьдесят! Его собственный сын по сравнению с ним – глубокий старик. И знаешь, какое единственное отличие имеет герцог от других людей? Отличие, которое может объяснить столь замечательное долголетие?
Маша снова покачала головой.
– Он приглашает к себе в Одинокую Башню всех, в ком обнаружился Дар. И все вошедшие в эту башню оставляют свой Дар там. Они получают за это землю или деньги, большие деньги. – Жан горько усмехнулся. – Поэтому родители, у ребенка которых обнаружился Дар, сами везут его к герцогу. Помнишь Пузана?
Машенька кивнула не в силах сказать ни слова – в горле у нее встал горький ком.
– Его доставили к герцогу, когда ему исполнилось восемь лет, после того, как он вылечил свою мать от грудной жабы, просто положив ей на грудь свою руку.
– А как же потом эти дети живут? – прошептала Машенька, сглотнув ком.
– Как могут, так и живут… А некоторые – никак…
Жан поднял лицо к небу и прикрыл глаза.
– Моя сестра… ей было шестнадцать… она… – Он замолчал, судорожно сглотнул и совсем тихо закончил: – Она ушла…
Маша, широко раскрыв глаза, смотрела в лицо Пожира. На его закрытые глаза, крепко сжатые губы, перекатывающиеся под кожей щек желваки. И это застывшее, поднятое вверх лицо странным образом начало успокаивать Машеньку. Тугая пружина, свернувшаяся в ее груди после рассказа Жана, стала постепенно распускаться. Она тяжело вздохнула, и в этот момент из-под закрытых век Жана появились две блестящие слезинки и быстро, словно застеснявшись, скользнули к вискам и спрятались там, оставив мокрые дорожки.