Раздолбаи космоса, или Гений кувалды
Шрифт:
Такого никто даже и не помнил. Мужики, потратившие на выпивку не один десяток тюбиков, топтались, озираясь в поисках надзорки – с тем чтобы молниеносно протрезветь. Сельские жители в таких случаях окунают голову в ведро с холодной водой. А то и в прорубь.
И надзорки себя ждать не заставили. Вскоре вся компания была трезва, как нашатырь,
– Ну все, все… – прерывисто приговаривал Василий, одной рукой прижимая к груди вздрагивающую Лику, а другой оглаживая шерстку на маковке воскресшего Телескопа. –
Глаза у него, однако, были совершенно очумелые.
– Ну, ожил, ну… – ошарашенно объяснял всем мужичок по имени Коля. – Дома вон реанимация… на том свете достанут! А уж здесь…
– Но это точно Телескоп? – вот уже во второй раз с подозрением спрашивал Пузырек.
– А то кто же! – отвечал ему счастливый Василий.
Лика ударила его кулачками в грудь и яростно передернула плечами, сбрасывая тяжелую нежную руку.
– Вы что? – закричала она, оборачиваясь то к одному, то к другому. – Не понимаете, что ли, ничего? Там Крест ходит… Совсем никакой! Смотреть страшно!
– Так! – решительно сказал Василий, принимая командование. – Пошли разбираться… Какой там дурак с ломографом приперся? Леха! Совсем уже пробки перегорели? Брось железо, я сказал! Хватит нам тут покойников…
И ватага перебежками, как какая-нибудь диверсионная группа, потекла от камушка к камушку в направлении той опоры, за углом которой, по словам Лики, скрылся невменяемый Крест
– Тихо! Вот он!
Головы канули за глыбы, словно погрузились в хлопья мыльной пены. Потом осторожно выглянули вновь.
Точно – голый… И, кажется, сам того не замечает… А в остальном… Да нет, конечно, Лика все со страху перепутала… Невменяемый… Какой же он невменяемый? Просто растерянный.
– Всем оставаться на местах, – процедил Василий и, поднявшись в рост, направился прямиком к Кресту. Тот стоял к нему спиной и с напряженным вниманием разглядывал самый обыкновенный камушек.
– Крест!
Он обернулся, но как-то странно. Обычно, когда окликнешь, люди оборачиваются быстрее и с большим интересом. Василий взглянул в желтовато-зеленые глаза Креста – и поразился, увидев в них, как это ни чудовищно, робость.
– Т-ты… к-куда… идешь?
Первые два слова Крест протолкнул с трудом, причем после каждого смолкал чуть ли не в страхе. Зато последнее выпалил радостно, с явным облегчением.
– Как… к-куда? – От неожиданности Василий и сам заговорил, слегка заикаясь. – Ты… где парился?
– Что?.. – беспомощно переспросил Крест.
– Н-ну… парился где?
– Как?..
Василий заморгал. Из-за камушков, осмелев, один за другим стали подтягиваться любопытные.
– А? Чего он?
– Чего-чего… – недовольно сказал Василий. – Щелчком контузило, вот чего! Кликуху – забыл, жаргон – не понимает…
– А мат? – с интересом спросил дедок Сократыч.
– Что – мат?
– Мат понимает?
Василий задумался на секунду, затем снова повернулся к Кресту и самым дружеским тоном осведомился насчет
Крест заискивающе улыбнулся. В желтовато-зеленых глазах тлело отчаяние.
– Я… сюда… пришел! – Все невольно поежились.
– А вы уверены, что это именно контузия, Василий? – задумчиво спросил дедок.
– А что же еще? Не рассчитали заряд – ну и… – На розовом личике Сократыча обозначилось вежливое сомнение.
– Видите ли… – промолвил он. – Я как-то не представляю себе надзорку, не рассчитавшую заряд. Рома! Вы ведь, как я понимаю, не проводили больше своих… м-м… опытов?
– А ну их на фиг! – буркнул Ромка.
– Ну вот, видите! – сказал дедок, снова обращаясь к Василию. – С чего бы тогда надзорке так ошибиться? Да она, мне кажется, и в любом случае не ошиблась бы. Уж больно, согласитесь, дело серьезное. Тут ведь даже не о количестве тюбиков речь! Речь-то – о жизни человеческой! О рассудке!
– Ну, не тяни, не тяни! – вмешался Леша. – Чего ты там надумал-то?
– Да не то чтобы надумал… С точки зрения хозяев, Крест – безусловно, преступник. Не подвернись ему тогда Телескоп, он бы раздробил ломиком голову Никите… А в какой-то, по-моему, стране одно время преступников подвергали лоботомии…
– Чему-чему?
– А это, видите ли, такая операция на мозге, после которой убийца теряет агрессивность, но, с другой стороны, как бы… тупеет… Я, конечно, не психиатр… – Тут взгляд Сократыча упал на Ромку, и дедок жестоко поперхнулся. Озабоченно потрогал себя двумя пальцами за кадычок, покрутил головой и закончил сдавленно:
– Словом… Во всяком случае, мне так кажется… Картина похожая… похожая…
– Я… – с натугой произнес Крест и замолчал. На низком жалобно наморщенном лбу мерцали крупные капли пота.
Потом толпа как-то на удивление быстро стала разваливаться. Ушел насупленный Ромка. Василий полетел к ненаглядному своему Телескопу. Пузырек испугался, что у него там, наверное, уже перелилось. Муж Люськи с потолка схватился за голову при мысли, что ему еще отмазываться перед благоверной за этот запой, и побежал долбать глыбы. Остальные просто испарились, не утруждая воображения, и на пятачке остались только Крест да ошеломленный Никита Кляпов.
Все складывалось для Никиты как нельзя удачнее. Крест – жив, а значит, и совесть – чиста. А с другой стороны, ни о каком долге теперь и речи быть не может… Кончен бал, господа! Хозяева расплатились с Крестом за все долги Никиты Кляпова.
Оба растерянно смотрели друг на друга.
– Ну что, Крест? – негромко спросил наконец Никита. – Достукался?
Хотел – злорадно, но вышло – с сочувствием. Крест скривился от умственного напряжения – и не ответил.
– Ты хотя бы простынку, что ли, нацепил, – расстроенно посоветовал ему Кляпов. – Голый же. А тут женщины ходят…