Раздолбаи. (Работа по специальности)
Шрифт:
– Ага… – озадаченно молвил он, берясь за подбородок тем же задумчивым жестом, каким раньше брался за козырёк. – Да вы садитесь, Лика, садитесь… – спохватился он вдруг. – Будьте, как дома.
При этих словах он как бы невзначай окинул взглядом своё жилье и в общем остался им вполне доволен. Сегодняшним утром к глыбе-качалке добавился ещё и столик – плоский сверху и снизу камушек полуметровой высоты, выторгованный за семь сереньких тюбиков у прижимистой Клавки. Стена тоже выглядела внушительно. Инструмент (четыре предмета) покоился на хромированных крюках, выломанных
Солидно, солидно…
– Телескоп, – барственно распорядился Василий. – Света добавь…
И, пока тот бежал вприпрыжку к стене за своей железячкой, а потом обратно – к рощице стеклистых труб, Василий подошёл к молочно-белому причудливому столику-глыбе и сел напротив гостьи – на кабель. Вскрикнул перерубленный белый световод, зато три-четыре ему подобных вспыхнули поярче, сразу прояснив подвижный цветной полумрак.
– Дьец? – вопросительно чирикнул Телескоп, готовый к дальнейшим действиям.
Василий закашлялся. «Хвост тебе надрать!» – смущённо подумал он.
– Нет, одного хватит, – сказал он, искренне надеясь, что это Телескопово словцо Лика слышит впервые. – Ломограф свой повесь на место, а сам давай поухаживай за гостьей. Графинчик – в баре, колпачки и закуска – тоже…
Лика ошеломлённо следила за тем, как польщённый высоким доверием Телескоп скачет к простынке, за которой, надо полагать, скрывалась ниша, именуемая баром. Вот он появился оттуда с подносиком, на котором, действительно, стояло что-то вроде графина, наполненное на две трети рубиновой жидкостью, пара колпачков и несколько капсул – лимонных и пурпурных. Осторожно переставляя кривые опушённые серебристым мехом ножки с розовыми пролысинками на коленях, лупоглазый мажордом опустил подносик на стол и отпрыгнул, гордый собою.
– Зать! – немедленно потребовал он.
– Конечно, – сказал Василий. – Заслужил. Держи…
Лика перевела широко распахнутые глаза с пушистого слуги на осанистого хозяина. Зрачки её дышали.
– Так вот вы их зачем… – с огромным уважением выговорила она. – А наши-то, дураки, смеялись… – Лика тряхнула волосами. – И какое, главное, облегчение в хозяйстве…
– Да я над этим поначалу даже и не думал, – признался Василий. – Просто, гляжу, симпатичные зверушки…
И он протянул мощную свою пятерню к графинчику.
– Боже, какая прелесть! – сказала Лика, глядя теперь на прозрачный сосудец. – Как вы это сделали?
– Да как колпачки, только чуть сложнее, – охотно объяснил Василий, разливая рубиновый напиток. – Обрезаешь световод, а шкурку чуть задираешь. Ну и смолы сразу набегает много, здоровая такая капля набухает… И как только сверху затвердела – чик её по горлышку! А внутри-то смола – она ж ещё мягкая… Ну вот, потихоньку её оттуда и вытягиваешь вместе с сердцевиной… Получается такая вот колба. И пробка точно так же делается, только капля должна быть меньше… Ладно. За встречу!
Оба выпили. Василий протянул гостье пурпурную капсулу, но та с интересом разглядывала только что осушенный колпачок.
– Что это? –
– Да это-то просто… – Василий махнул рукой. – На литр водки – один чёрненький тюбик и половину красненького. А вы так разве не смешиваете?
– Смешиваю… Просто в другой пропорции… – Лика поставила колпачок на стол, и лицо её снова омрачилось.
Кажется, пора было завязывать с любезностями и переходить к делу.
– Так что случилось-то, Лика?.. Или там случится, вы говорите…
– Я пришла посоветоваться… – сказала она. – Насчёт Ромы.
Василий кивнул. Именно этого он и ожидал.
– Вы – старше, опытнее, – надломленным голосом продолжала Лика. – Я знаю, вы ещё дома пытались как-то воздействовать на него, направить…
– Н-ну… в какой-то степени… – осторожно согласился Василий.
– Я в отчаянии, – сказала Лика. – Это совершенно неуправляемый человек. Вы даже представить себе не можете, сколько я вынесла за последние дни… Я знаю, с талантливыми людьми жить сложно, но не настолько же! Все мои слова для него – пустой звук. Он отбился от рук окончательно… Мне неловко в этом признаваться, но, когда я расплачивалась с Машей за обувь, не хватило трёх тюбиков… Мне пришлось сломать камушек самой… Как будто в доме нет мужчины!
– Ну, это уже совсем никуда не годится… – мрачнея, проговорил Василий и вновь наполнил колпачки. Возложить обязанность виночерпия на Телескопа так и не удалось – он и графин-то соглашался тащить только в закупоренном виде. Спиртного лупоглазые на дух не переносили.
– А как начинал! Как начинал!.. – с тоской говорила Лика. – Все ведь были просто потрясены… И я, кстати, тоже… Ну как же! Талант! Гений!.. И что теперь с этим гением стало? Раньше только и слышалось: Рома, Ромка… А теперь все говорят: Вася…
– Да ладно тебе… – смущённо пробормотал Василий, как-то незаметно для самого себя переходя на «ты».
Нервно чокнулись. Лика залпом опрокинула свой колпачок, судорожно вздохнула, разрумянилась.
– Боже мой… – сказала она, горько смеясь. – Ну вот что нам с ним, с дураком, делать?
– Да пацан ещё… Может, образумится… – без особой надежды в голосе проговорил Василий.
Лика молчала. Болезненная складочка обозначилась между бровями.
– По дому опять же затосковал… – добавил Василий. – Бывает… Я сам вон поначалу… Хотя… Странно! Мне казалось, он вроде в последние дни повеселел как-то…
– Повеселел? – Серые глаза Лики гневно сверкнули. – А почему – знаешь?
– Н-нет… А почему?
Лика раздула изящные ноздри и отважно наполнила колпачки.
– Представляешь?.. Приходит позавчера и хвастается. Перемкнул накрест какие-то световоды в незаселёнке…
– Зачем? – поражённо спросил Василий.
– А так! От скуки! И посыпались из надзорок одни алые тюбики… Я ему говорю: «Рома! Не надо так больше делать. Это же самое настоящее вредительство! Не дай бог, узнают, чьи это шутки, нам же обоим бойкот объявят…» Надулся. Ничего не ответил. А на следующий день посыпались одни лиловые…