Раздвоенное сердце
Шрифт:
Смущённо я поприветствовала маму, которая сидела одна, с заплаканными глазами в зимнем саду, перед ней полная чашка кофе, которую она видимо даже не пригубила.
– Чем я всё это заслужила?
– вскочила она и посмотрела на меня так укоризненно, что я на короткое время забыла свою скорбь о Колине.
– Родилась для того, чтобы всю жизнь беспокоиться? Беспокоиться о муже, беспокоиться о Пауле, а теперь ещё и о тебе. Я так больше не могу. И не хочу!
– Я только быстро возьму свои школьные принадлежности, - сказала я виновато и побежала наверх. Я была не в настроении, чтобы обсуждать правила. Если Колин не изменит своё решение, то в будущем у меня будет бесконечное
Но сейчас я не хотела пропустить с ним ни одной секунды. В своей комнате я быстро проверила паука. Он сидел, как и вчера, в углу под корнем и шевелил лишь иногда своими щупальцами. Он ждал. И он должен продержаться ещё немного, пока мой учитель биологии не обеспечит меня новыми жертвами.
Речушка была скрыта под тяжёлым одеялом тумана, когда мы проезжали мимо неё в сторону Риддорфа. Мы молчали, но Колин положил свою правую руку мне на ногу и оставил её там лежать, в то время как вёл машину одной рукой и как всегда непринужденно. Если бы только случилась авария. Ничего серьёзного, но так, чтобы нам пришлось остановиться, не доехав до школы. Но нам даже не пришлось останавливаться на перекрёстке.
Я взяла руку Колина и прижала её к своей щеке, вложила в неё своё лицо. Но даже прохлада его кожи не могла успокоить мои неистовые мысли.
Мы приехали. Он выключил двигатель и посмотрел мимо меня. Я не хотела выходить. Уже прозвенел звонок, и большинство учеников были уже в здании. Время не ждало. Это ведь не могло быть сейчас наше прощание навсегда. В машине. Перед моей школой. Это было как-то убого. Колин протянул через меня руку к двери и открыл её. Он должен был сделать это, потому что я никогда не открыла бы её сама. Холодный, яркий, утренний воздух наполнил машину. На горизонте уже образовались следующие дождевые тучи. Колин отвернулся от меня. Я оставалось сидеть.
– У тебя была жизнь до меня и после меня тоже будет. Пройдёт пару недель, и всё снова будет так, как будто мы никогда не встречались, - сказал он.
– Не говори всякую ерунду, Колин. Я это ненавижу, понятно?
– ответила я резко.
– Я не дура. Я знаю, что никогда не смогу тебя забыть. Ты мой мужчина. Баста.
Но что я могла ещё сделать? Тесса была на пути сюда. А я не имела представления, что Колин задумал сделать. Я с трудом верила в то, что он сам ещё этого не знает. Я чувствовала, что его мысли мчались ещё быстрее, чем мои. Но он мне не расскажет о них, потому что они могут привести меня в опасность.
Это он дал мне ясно понять сегодня утром. Тесса была опасна. И если у неё получится сделать то, что она собиралась, тогда и Колин станет опасным. Намного более опасным, чем сейчас.
– Эли, мне что, отнести тебя в твой класс?
Со слезами на глазах я посмотрела на него, но он продолжать смотреть на улицу. В последний раз я изучила его необыкновенный гордый профиль. Его выдающиеся скулы, отточенный нос. Эти почти девичьи, длинные, изогнутые ресницы. Я наклонилась и поцеловала его дрожащие кончики ушей. Я не знала, что сказать. Любая пустая прощальная фраза была бы насмешкой. Колин переживёт меня. Даже если я случайно встречу его через двадцать лет, на каком-нибудь острове, он по-прежнему будет молодым и стройным, выглядеть как двадцатилетний, а у меня будут целлюлит и висячая грудь.
Он не повернулся в мою сторону. Он казался холодным и недоступным, но рокот в его теле горячо пульсировал. Из последних сил я выскользнула в открытую дверь машины и, спотыкаясь, поднялась по лестнице школы.
На первой перемене я закрылась в туалете, чтобы спокойно поплакать и подумать. Делать одновременно
Что сделает Колин? Убежит? Чтобы потом бродить по миру, пока не станет снова одиноким и несчастным, так что Тесса потеряет его след? Был ли у него вообще выбор?
Да, был. Я не знала, как выглядела Тесса. Но она должна быть необычайной красавицей. То, что я от неё видела, было не только не красивым, но даже отвратительным. Поэтому её лицо должно было быть шедевром природы. Этим лицом она соблазнила Колина. Демоны Мара не стареют. И ей это удастся снова. И может быть - может быть в Колине была какая-то часть, которая всё ещё с удовольствием хотела отдать себя ей. Его ненависть была заслуживающей доверия. Но устоит ли Колин, если увидит Тессу воочию? Я должна ожидать то, что она овладеет им во второй раз. Возможно, он даже хотел этого. Если это было так, то я не могла ничего против этого предпринять.
И именно я во всём виновата. Потому что не оставила Колина в покое, снова и снова разыскивала его. И не хотела понимать, что как раз это и приводило его в опасность.
Это было безнадёжно. Даже до горького конца я не могла остаться с ним. Во-первых, это приведёт Тессу к нему ещё быстрее. А во-вторых, месть Демонов Мара нельзя было недооценивать. Это Колин ясно внушил мне. Тем не менее, в данный момент я не возражала бы, чтобы умереть. По крайней мере, на некоторое время. Так, чтобы меня не было, и чтобы я не могла ничего чувствовать. И лишь тогда опять пробудиться, когда снова смогу вынести реальность.
После школы я позволила господину Шютц дать мне ещё несколько приговорённых к смерти сверчков и поехала домой.
Мама успокоилась. Она не задавала вопросов. Папа наказывал меня тем, что не обращал на меня внимания. В остальном оба вели себя так, как будто всё было как всегда и как будто отказа от отпуска на Ибицу никогда не было, и Колина не существовало. Я подыгрывала им. Я просто хотела покоя.
Папы почти никогда не было с нами. Он проводил все дни и ночи в клинике, чтобы наверстать ту работу, что накопилась. Мама бушевала в саду и потерпела поражение, проиграв осени. Всё, что перед её отпуском ещё так красиво и в изобилие цвело, теперь гнило у неё под руками. Земля на грядках пахла разложением. Везде тянулись слизистые следы от улиток на покрытой пятнами зелени. Розы увяли. Мои запутанные сны превратились в кошмары, от которых я просыпалась вся в поту и с болью в груди. Теперь я уже больше не искала в чужих беспорядочных квартирах кровать, в которой я, наконец, могла бы лечь спать. Нет, это были короткие, беспощадные сценарии ужасов.
В основном они переходили в парализующие сны наяву, которые я могла развеять только при помощи яркого света моей прикроватной лампы. Один раз возле моей кровати стояла смерть, в длинном, чёрном одеянии и с кассой за спиной. И снова и снова мне приходилось уносить мои гниющие конечности или мёртвую голову, к которой прилипли измазанные кровью волосы. Куда, я не знала. Но я должна была это делать.
Через неделю после нашего с Колином прощания поведение паука изменилось. Мой реферат превратился в сизифов труд. Во всех книгах о пауках, которые господин Шютц мне одолжил, я ничего не нашла, что подходило бы к моему пауку. Уже то, что он упал с потолка, было нетипично для вдовы. Только в одной вещи я не сомневалась: это была самка. Самцы были незаметными и маленькими. Господин Шютц развил неясную теорию, что у паука из-за непреднамеренного путешествия в коробке с тропическими фруктами было нарушено естественное поведение. Но он сам не вполне в это верил.