Раздвоенное сердце
Шрифт:
Я мимоходом обмотала куртку вокруг бедер, как будто она принадлежала мне.
– Я же купила ее в Кёльне, - солгала я.
– Да нет, я имею в виду это,- пробормотала она и смахнула два стебелька травы с моего плеча, затем вытащила что-то из волос.
– Опля,- сухо сказала она и подсунула мне под нос труп переливающейся синими и зелеными цветами стрекозы, размером с палец.
– Фуу, убери это,- запротестовала я и отодвинула ее руку. Почему я не заметила эту тварь? В этот же момент я почувствовала, что начинает болеть голова.
– Что случилось?- спросила
– Боже мой, Эли, ты белая, как мел...
– Ладно, хорошо. Я упала в обморок,- нехотя призналась я. Мамина хватка стала еще крепче.
С мрачным лицом она повела меня в дом.
– Лео!- сурово крикнула она. Затем снова повернулась ко мне.
– Ты лежала на лавке, когда я ушла. И упала в обморок? Лежа? В полусне?
– Она взяла салфетку и вытерла мне землю со лба.
– После хождения по воде?
– Хм, да. Наверно так и было,- рассеянно сказала я, поглядывая на накрытый для завтрака стол. За чашку кофе и хлеб с мармеладом я бы, не колеблясь, кого-нибудь убила. В этот момент в дверном проеме появилась мощная фигура отца.
– В чем дело?
– спросил он. Его голос звучал глуше, чем всегда, а волосы были растрепаны. Может быть, мама его разбудила?
– После ходьбы по воде она заснула, а потом упала в обморок,- сказала мама. В ее голосе звучал укор. Она взглядом буровила папины темно-синие глаза.
– Только не надо делать из этого трагедию. Я в порядке,- попыталась я ее успокоить. Я вывернулась из ее рук и села за стол. В маминой версии хоть и отсутствовал один элемент, но я бы и без Колина наверняка грохнулась в обморок. Тогда бы меня никто не подхватил. Действительно ли он это сделал? Или просто подложил мне под голову куртку?
– Как видишь, с ней все в порядке,- спокойно сказал папа.
– Я была относительно в порядке, но зато голодна.
Я намазала толстый слой Нутеллы на кусок хлеба и с жадностью выпила несколько глотков теплого кофе. Мама и папа молча смотрели друг на друга.
– Мне нужно кое-что с тобой обсудить,- требовательно сказала мама. Папа удивленно пожал плечами и исчез в коридоре. Мама еще долгое время гремела посудой и потом тоже исчезла. Я облегченно вздохнула. Неужели их внезапно начала мучить совесть, из-за того, что они насильно притащили меня в эту глушь? Если так, то они спокойно могут несколько минут огорчаться по этому поводу.
После хлеба с Нутеллой я проглотила булочку и круассан, выпила три чашки кофе и следом запила все это большим стаканом апельсинового сока. Вдоволь наевшись, я снова вспомнила зеленовато-голубые глаза Колина. Глазная болезнь. Ну-ну.
Я навострила уши. Стало тихо. Может, папа ушел в клинику? Если да, то я могла бы поискать в его кабинете информацию о редких глазных болезнях и светочувствительности. На какое-то мгновение я с грустью вспомнила, как мы с Паулем испытывали мужество, когда с горящими от волнения щеками запирались в папином кабинете, в то время как на улице лил дождь, и мы не знали, куда себя
Мы брали с полки Пширимбел* и наугад открывали какую-нибудь страницу. Выигрывал тот, кто дольше всего смотрел на фотографию, ни разу не моргнув и не уводя взгляд в сторону. Никогда не забуду представленный во всех подробностях снимок черного волосатого языка - непонятное, хотя и редкое побочное явление от приема пенициллина.
(прим.переводчика:*Пширимбел - медицинский справочник/словарь. Название происходит от фамилии берлинского врача и профессора Виллибалда Пширимбела, который был редактором и автором справочника.)
С тех пор мне становится не по себе, когда я должна принимать антибиотики. Может, существует изображение ярких бирюзовых глаз, которые вообще-то должны быть черными. Возбужденный голос моей матери остановил меня до того, как я успела нажать на ручку двери. С любопытством я приложила ухо к двери.
– Ты сказал, что здесь все изменится к лучшему, а теперь это!
Прошло какое-то время, прежде чем папа отреагировал.
– Миа, нет причин для беспокойства. Девочки в этом возрасте охотно падают в обморок.
– Девочки в этом возрасте. Ха. Об "охотно" не может быть и речи. И все-таки мне было непонятно, почему мама так рассердилась. Вообще-то она никогда не была такой уж чересчур заботливой и опекающей матерью.
– Тогда поклянись мне, Лео, поклянись мне, что ты не имеешь к этому...
– Момент!
– резко крикнул папа и распахнул дверь. Он поймал меня, до того как я опрокинулась вперед. Он посмотрел на меня блестящими глазами.
– Могу я тебе чем-нибудь помочь, Элиза?
– Я бы хотела одолжить Пширимбел,- вежливо попросила я. Мама покачала головой и вздохнула. Папа метко схватил тяжелый том и сунул его мне в руки. Мама вздохнула еще раз.
– Она выглядит здоровой,- признал папа в приподнятом настроении.
– Она идет к себе в комнату,- объявила я, коротко махнув рукой, прежде чем повернуться к маме и папе спиной и исчезнуть наверху. Мне бы очень хотелось узнать, что имела в виду мама, когда сказала, что здесь все изменится к лучшему. В отношении меня? Но что было со мной не так в Кёльне? Или речь шла вообще не обо мне?
Как бы то ни было, папа прервал мое подслушивание. Тем не менее, я не сильно беспокоилась насчет этого спора в кабинете. Моих родителей водой не разольешь. Самое позднее завтра утром они снова будут прекрасно ладить друг с другом.
Я без разбора пролистывала энциклопедию, снова и снова ужасаясь при виде жутких фотографий. В конце концов, разочаровавшись, я сдалась. Я быстро сдалась, потому что в меня закрался страх, что это я была той, кому должен быть поставлен диагноз.
Я так часто была на грани обморока, но мне всегда удавалось избежать потери сознания. Сегодня это случилось. Может быть, мамины слова были связаны с этим? Она знала больше, чем я? Может быть, меня сразила какая-нибудь медленно подкрадывающаяся, мерзкая болезнь, которою мои родители предусмотрительно скрыли от меня и хотели вылечить ее здесь, на природе?