Разъезд Тюра-Там
Шрифт:
И, помолчав, добавил:
— А ведь у нас, братцы, теперь ещё один, общий для всех, день рождения. Слава Богу, что все мы можем двигаться самостоятельно. До станции, судя по карте, двадцать восемь километров.
Пусть каждый в силу своего воображения попытается представить, как эти люди добирались до метеостанции под среднеазиатским солнцем, нагревавшем песок под их ногами до семидесяти градусов. Скажу только, что мучение от жажды многократно усиливалось влажным бульканьем спирта в канистре, отполированной с обеих сторон песком до блеска, почти до дыр, потому что
На метеостанции они смогли попить воды, хоть и противной на вкус, но такой желанной, помыться, стерилизовать раны спиртом, сделать перевязку, связаться с аэродромом, на котором, кстати, даже не переполошились по поводу того, что они так долго не выходили на связь, но пообещали доложить начальству и прислать за ними другой вертолет.
Жизнь налаживалась, и, успокоив себя умеренным количеством спирта, они завалились спать и спали до тех пор, пока их не разбудил рокот мотора вертолёта, прилетевшего за ними.
— Это вам, — Харитонов отдал оставшийся спирт вместе с канистрой метеорологу. — Мало ли, вдруг понадобится что-нибудь протереть, или в медицинских целях.
Они заняли места в прилетевшем вертолёте. Приунывший Александр, командир разбившейся машины, произнёс:
— Впервые лечу в качестве груза. Спишут меня теперь, наверное. Так уж повелось, что лётчики виноваты во всех авариях.
— Ну не скажи! Это если бы мы, не дай Бог, гробанулись, тогда точно, всех собак на тебя бы повесили. А так, поработает комиссия, и тебя еще к ордену представят, за то, что ты нас вывел с того света, — заспорил с ним Харитонов.
Вертолёт стал взлетать. Лётчик, как и полагается по инструкции, подвесил его на высоте метров десять и только хотел, наклонив нос, перейти в набор высоты, как Юрченко, сидевший у левого борта увидел через иллюминатор, расположенный на противоположном борту, выбежавшего из домика метеоролога.
— Мужик что-то сообщить хочет! — крикнул Юрченко Александру, указывая рукою.
Александр бегло взглянул в иллюминатор, тут же дернулся к кабине пилотов и вертолёт прервал взлет.
Метеоролог бежал в направлении вертолёта, размахивая поднятой вверх рукой с зажатой в ней бумажкой. Его рот был открыт, видимо, он кричал, пытаясь остановить вертолёт.
— Наверное, радиограмма, — решили все, наблюдая за метеорологом.
Человек, месяцами находившийся в одиночестве, один на один с пустыней, чудом не одичавший до того, как неожиданно оказался в обществе людей, делающих дело государственной важности, и эти люди улетают как раз в тот момент, когда он принимает радиограмму на их имя.
Он бежал, движимый чувством ответственности, со стороны правого борта, чтобы вручить радиограмму командиру вертолёта, сидевшему по левому борту. А командир в это время выполнял посадку на забетонированную площадку «по-вертолётному», и вертолёт, опустив хвост, приближался к земле.
— Куда он! — рванулся Александр, будто хотел удержать метеоролога, и тут же со стороны хвоста раздался звук, похожий на тот, что бывает, если по штакетнику резко провести палкой.
Теперь, уже со стороны левого
— А обломки той ракеты не стали больше искать, так они и валяются где-то в пустыне вместе с обломками вертолёта, — Сафонов умолк под тяжестью воспоминаний.
Потом, словно очнувшись, продолжил:
— Кстати, при подготовке к пуску ракеты Р-16 именно на этой, первой стартовой позиции, погиб 24 октября 1960 года главком ракетных войск и артиллерии маршал Митрофан Иванович Неделин, прихватив с собой еще около сотни человек. Да и из нашего отдела трое — заместитель главного конструктора по летным испытаниям Фирсов и инженеры Кошкин и Сергеев. Сергеев только пришел на «фирму» после института, и в первую же командировку…
К тому времени ракета этого типа уже достаточно надежно летала, и народ совсем потерял чувство осторожности. У ракеты, заправленной двумястами тонн азотной кислоты и гептила, толкались даже те, кому там вообще делать было нечего.
Заместитель Янгеля Лев Берлин и наш Георгий Фролович Фирсов что-то поясняли Неделину. В это время специалисты по системе управления забрались даже в люки второй ступени, хотели что-то дополнительно проверить, раз время пуска перенесли.
Тут и произошло самопроизвольное, как считают, но во что трудно поверить, срабатывание электропневмоклапана, в результате чего запустился маршевый двигатель второй ступени. А дальше — взрыв двухсот тонн компонентов, самовоспламеняющихся при контакте друг с другом. Такое невозможно вообразить даже воспаленным умом, а я это видел.
Но с этим стартом связана еще одна история, на этот раз курьезная, — продолжал Сафонов. — После Неделина главкомом ракетных войск и артиллерии назначили маршала Москаленко. Человека, в общем-то, далекого от ракетной техники.
После той катастрофы с Неделиным ввели правило — как только начинался обратный отсчет времени отправлять со старта с интервалами в пятнадцать минут в эвакуацию всех, кто не был нужен для дальнейшей подготовки пуска.
Когда до пуска оставалось минут пятнадцать, отсюда, со смотровой площадки, было видно, как от командного бункера на стартовой позиции отъехала черная «Волга» главкома Москаленко и автомашины его свиты.
Минут через пять они подъехали сюда. Маршал и сопровождавшие его крепкие адъютанты-полковники вошли под навес, огороженный со всех сторон штакетником на высоту примерно в метр. Со стороны стартовой площадки неогороженным оставлен вход, перед входом расположена дверь в бункер, под землю.
Маршалу подали стул, он уселся так, чтоб столбы, удерживающие крышу, не мешали наблюдать за пуском, то есть, перед входом под навес и, соответственно, перед входом в бункер. Адъютанты встали рядом с ним по сторонам. У всех на лицах такое выражение, какое бывает у публики в театре или цирке в предвкушении зрелища. Вполне вероятно, что Москаленко впервые присутствовал при пуске межконтинентальной баллистической ракеты.