Разгадай меня
Шрифт:
— Дилия Дюпон, — проговариваю я, удивляясь, что слова с моих губ льются куда более плавно и легко, нежели я могла предполагать.
Нам не нужно, чтобы нас останавливали, но все равно мы готовы и к такому повороту событий, и это очередная предосторожность на тот случай, если все же придется идентифицировать себя. Нам нужно наизусть знать всю ту информацию, которая имеется на наших картах, как будто она написана про нас самих. Кенджи еще сказал, что хотя патруль здесь из Сектора 45, но солдаты другие, не те, что были там, на базе. Он уверен в том, что мы не нарвемся на тех, кто мог бы узнать нас.
Но.
Мало
Я прокашливаюсь.
— Идентификационный номер 1223–99SX. Семнадцать лет. Работаю на металлургическом заводе 15А-ХС2.
Касл смотрит на меня, задерживает взгляд чуточку дольше, чем в случаях со всем остальными.
Наконец он кивает. Снова оглядывает нас всех вместе.
— Какие три вопроса, — гулко произносит он, — вы должны спросить у самого себя, прежде чем что-то сказать?
И снова никакого ответа. Но это вовсе не потому, что мы не знаем правильного ответа.
Касл начинает считать по пальцам:
— Первое! Надо ли это говорить? Второе! Надо ли это говорить именно мне? И третье! Надо ли это говорить именно мне и именно сейчас?
Все молчат.
— Мы говорим только в случае крайней необходимости, — поясняет Касл. — Мы не смеемся и не улыбаемся. Мы не смотрим друг другу в глаза, если это можно избежать. Мы действуем так, словно не знакомы друг с другом. Мы не делаем ничего такого, что привлекло бы к нам внимание посторонних. Мы никоим образом не провоцируем взгляды прохожих на себя.
Пауза.
— Вы все поняли? Это ясно, да?
Мы киваем.
— А если что-то пойдет не так?
— Мы рассредоточиваемся, — прокашлявшись, говорит Кенджи. — Мы убегаем. Прячемся. Думаем только о себе. И никоим образом не выдаем месторасположения «Омеги пойнт».
Кажется, что все в этот момент глубоко вдыхают и одновременно выдыхают.
Касл толкает маленькую дверцу. Осторожно выглядывает, потом жестом приглашает нас следовать за ним, и мы повинуемся. Один за другим мы протискиваемся наружу. Все это происходит молча, потому что мы не произносим при этом ни единого слова.
Я не была на поверхности земли целых три недели. Но мне кажется, что прошло уже три месяца.
В тот миг, когда я оказываюсь наверху, ветер жестоко бросается на меня, словно сердясь. Он как будто ругает меня за то, что я отсутствовала здесь так долго.
Мы оказываемся на замерзшей пустоши. Воздух ледяной, вокруг нас крутятся засохшие листья. Оставшиеся деревья машут на ветру обломанными ветвями, словно умоляя составить им компанию. Я смотрю налево. Потом направо. И наконец, вперед.
Здесь ничего нет.
Касл говорит, что раньше эта местность была покрыта густой растительностью. Он рассказывал, что, когда впервые искал надежное место для укрытия «Омеги пойнт», именно этот участок земли показался ему идеальным. Но это было очень давно — десятилетия назад, — а теперь все изменилось. Изменилась сама природа. Но менять наше местоположение слишком поздно.
Поэтому довольствуемся тем, что есть.
Сейчас начинается самая трудная часть нашей миссии. На этом клочке земли мы наиболее уязвимы. Нас тут легко приметить даже как местных жителей, потому что сюда никто не ходит. Гражданским лицам нельзя выходить за пределы контролируемой территории. Они не пересекают границы своего лагеря, где, как
Поэтому нам надо как можно быстрее попасть на регулируемую территорию.
Этот план разработан для Кенджи, потому что его талант позволяет ему растворяться и оставаться невидимым в любой местности. Он идет впереди всей группы и проверяет, свободен ли путь для нас. Остальные задерживаются позади, при этом все молчат и соблюдают все меры предосторожности. Между нами сохраняется дистанция в несколько метров. Мы всегда готовы бежать и спасаться при необходимости. Это очень странно, если учитывать сплоченность всего коллектива в «Омеге пойнт», но Касл запрещает нам держаться вместе. Как он объяснил, делается это для блага большинства. Это пожертвование. Может быть, кому-то придется дать себя схватить, чтобы у остальных имелась возможность успешно скрыться.
Один пропадет, зато остальные выживут.
Путь свободен.
Мы идем уже полчаса, и похоже на то, что этот участок земли действительно никем не охраняется. Вскоре появляются дома. Это одинаковые металлические коробки, собранные вместе на древней промерзшей земле. Я плотнее укутываюсь в свое пальто, а ветер зверствует так, будто вознамерился раскромсать нашу плоть на куски.
Сегодня слишком холодно, мороз смертельный.
Под моим нарядом я одета в свой костюм, который регулирует температуру моего тела, но мне все равно зябко. Я даже не могу себе представить, что сейчас испытывают все остальные. Я случайно бросаю взгляд на Брендана и замечаю, что он тоже старается укутаться плотнее. Наши взгляды встречаются на мгновение, и могу поклясться, что он мне улыбнулся. Его щеки ревнивый ветер засыпал красными пятнами, чтобы парень не глазел по сторонам.
Голубые глаза. Такие голубые.
Они другие, светлее, почти прозрачные, но все равно голубые, очень голубые. Голубые глаза, пусть даже и не синие, они все равно всегда будут напоминать мне об Адаме. И от этого мне снова становится больно. Мне больно до глубины души, до самой сути моего существа.
Эта боль.
— Быстрее! — несется сквозь ветер голос Кенджи, хотя самого его нигде не видно. Мы уже входим на контролируемую территорию, но именно в этот момент я почему-то застываю на месте, по моей спине пробегает лед, и как будто кто-то втыкает в нее что-то острое.
— ШЕВЕЛИСЬ! — гремит голос Кенджи. — Скорее вперед, не высовывайте свои лица, там солдаты!
Мы бросаемся вперед, стараясь при этом оставаться незаметными, и вскоре оказываемся сбоку одной из металлических коробок. Мы пригибаемся, притворяясь многочисленными бедняками, собирающими куски стали и железа из куч мусора, которыми изобилует здесь земля.
Дома расположены на огромном пустыре. Бытовой мусор, пластиковые отходы и металлические детали разбросаны тут, как конфетти на полу после детского праздника. Легкий снег припорошил все вокруг, как будто сама Земля совершила неубедительную попытку прикрыть свой позор перед нашим появлением. Весь мир представляет собой сплошную неразбериху.