Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун

Флеминг Ян

Майор Гонзалес наклонился над распростертыми англичанами, внимательно осмотрев места, куда попали пули. Затем три низкорослых человечка вышли в гостиную, неторопливо пересекли темный, облицованный резным красным деревом холл и вышли на улицу через красивое парадное. Они не спеша сели в черный «форд-консул» — майор за руль, а его телохранители на заднее сиденье — и медленно поехали по широкой подъездной аллее, обсаженной королевскими пальмами. На перекрестке с дорогой в Порт-Антонио с деревьев яркими разноцветными лианами свисали перерезанные телефонные провода. Гонзалес аккуратно объезжал ухабы на проселке и, лишь свернув на шоссе вдоль побережья, увеличил скорость. Через двадцать минут после убийства «форд» подъехал к предместью небольшого бананового порта. Майор съехал с дороги

и загнал машину в высокую траву на обочине. Трое мужчин вышли из нее и прошли четверть мили по едва освещенной центральной улице городка к банановым пакгаузам на берегу. Здесь их, пузырясь выхлопом, ждал катер. Они сели в него, и катер, отвалив, зажужжал по тихой глади той самой бухты, которую одна американская поэтесса назвала прекраснейшей в мире. На сверкающей огнями 50-тонной яхте под американским флагом якорная цепь была уже наполовину выбрана. Два изящных выстрела глубоководных удилищ свидетельствовали, что это одно из туристских судов из Кингстона или, возможно, из Монтего Бэй. Троица поднялась на борт яхты, вслед за ними подняли моторку. Рядом, попрошайничая, кружили на каноэ какие-то люди. Майор Гонзалес бросил в воду два полтинника, и обнаженные мужчины нырнули за ними. Двухтактный дизель проснулся с заикающимся ревом, и яхта, чуть осев на корму, развернулась и двинулась судоходным каналом мимо гостиницы Титчфилда. К рассвету она будет уже в Гаване. С берега за ее отплытием наблюдали рыбаки и сторожа пристаней, и они еще долго спорили, кто из кинозвезд отдыхал на Ямайке.

На широкой веранде «Услады» последние лучи солнца отражались от красных пятен крови. Дафнис перепорхнул через перила и завис прямо над сердцем миссис Хавлок, с любопытством кося глазом-бусинкой вниз. Нет, ничего интересного. Он весело взмыл и вернулся на свой насест в гуще мальв.

Послышался шум маленькой спортивной машины, взревевшей мотором на повороте подъездной аллеи. Если бы миссис Хавлок была жива, она приготовилась бы сказать с упреком:

— Джуди, сколько раз я просила тебя быть аккуратнее на повороте. Камни из-под колес летят по всей лужайке, и Джошуа ломает свою косилку.

Это было месяцем позже в Лондоне. Октябрь начался великолепным бабьим летом, и через широко открытое окно кабинета из Риджентс-парка доносилось стрекотанье газонокосилок. Под их тарахтенье Джеймс Бонд размышлял о том, что навевающая дремоту вечная металлическая песня старых машинок — один из прекраснейших звуков лета. Наверное, и нынешние мальчишки, слыша пыхтенье маленьких двухтактных моторчиков, чувствуют то же, что некогда ощущал он сам. По крайней мере, скошенная трава должна пахнуть так же.

У него было время предаться сентиментальным воспоминаниям, ибо М [4] , казалось, ушел с головой в решение какой-то трудной задачи. Перед этим он спросил Джеймса Бонда, не занят ли тот сейчас каким-нибудь делом. Бонд весело ответил, что нет, и теперь ждал, когда перед ним откроется ящик Пандоры. Он был слегка заинтригован, потому что М назвал его по имени, хотя обычно на службе шеф пользовался псевдонимом Бонда — «007». В обращении «Джеймс» было что-то личное, и оно звучало на этот раз так, будто М собирался изложить просьбу, а не приказ. Кроме того, Бонду показалось, что на переносице начальника между ясными серыми и чертовски холодными глазами появилась новая морщинка озабоченности и тревоги. И конечно, три минуты были слишком долгим сроком, чтобы раскурить трубку.

4

М — один из руководителей британской секретной службы и непосредственный начальник Джеймса Бонда (М— псевдоним, а не инициал).

М развернул кресло к столу и бросил на него коробок спичек. Коробок проехал по красной коже через всю широченную крышку стола. Бонд, поймав его, аккуратно пустил спички обратно шефу. М коротко улыбнулся, по-видимому приняв решение.

Он тихо спросил:

— Не приходило ли вам когда-нибудь в голову, Джеймс, что все

на корабле, кроме адмирала, знают, как поступать?

Бонд нахмурился.

— Нет, не приходило, сэр. Но я понимаю, что вы имеете в виду. Все остальные обязаны только выполнять приказы. Адмирал же должен отдавать их. Это все равно что сказать: самый одинокий человек в армии — главнокомандующий.

М резким движением отвел трубку в сторону.

— Правильно, я тоже так думаю. Кто-то должен быть жестоким и брать всю ответственность на себя. Если ты постоянно колеблешься и обо всем запрашиваешь мнение Адмиралтейства, ты заслуживаешь списания на берег. Те, кто верит, часто полагаются на Бога. — М жестко посмотрел Бонду в глаза. — Раньше я иногда пробовал поступать так на службе, но Он всегда передоверял мне — говорил, что мне следует самому разобраться во всем и решить все самостоятельно. Наш Господь прежде всего тверд. Таково мое мнение. Но беда состоит в том, что очень многие теряют твердость после сорока. К этому времени человек сильно потрепан жизнью: трагедии, волнения, болезни — все это размягчает характер. — М внимательно посмотрел на Бонда. — Каков коэффициент твердости у вас, Джеймс? Вы ведь еще не достигли опасного возраста.

Бонд не любил личных расспросов. И сейчас он не мог ответить, ибо на самом деле не знал степени твердости своего характера. У него не было жены и детей, он никогда не переживал трагедии потери близких. Ему ни разу в жизни не приходилось противостоять безрассудствам и тяжелым болезням. Он абсолютно не представлял, как бы он встретил несчастья, которые могли потребовать от него большей твердости и решимости, чем он обычно привык выказывать.

Бонд неуверенно сказал:

— Полагаю, что я смог бы выдержать многое, если бы было нужно. Думаю, что я не преувеличиваю, сэр. Я имею в виду, — он не любил употреблять такие слова, — если дело… э-э… справедливое, сэр. — Он продолжал, чувствуя угрызения совести за то, что в итоге перепасовывает ответственность М. — Конечно, не всегда просто решить, что справедливо, а что нет. Но каждый раз, получая не очень приятное задание, я считаю… я уверен, что дело справедливое.

— Черт возьми. — Глаза М засверкали негодованием. — Как раз об этом я и говорю! Вы во всем полагаетесь на меня. Вы мне доверяете и не хотите взять хоть малейшую ответственность на себя. — Он ткнул чубуком трубки себе в грудь. — Я один должен решать, справедливо дело или нет. — Гнев в его глазах догорел. Губы изогнулись в мрачную ухмылку. Он устало сказал: — Впрочем, ладно. За это мне и платят. Кто-то должен крутить ручку этой кровавой мясорубки. — М сунул трубку в рот и глубоко затянулся, отводя душу.

Теперь Бонд жалел М. Раньше он ни разу не слышал из уст начальника такого сильного слова, как «кровавая». М никогда не давал сотрудникам ни малейшего намека на то, что он чувствует бремя тяжести, которую нес с тех пор, как, отказавшись от верной перспективы стать пятым морским лордом, поступил в секретную службу. Сейчас М был явно в затруднении, и Джеймсу Бонду было интересно, в чем оно состояло. Наверняка речь шла не об опасности. Если бы М смог гарантировать ему даже минимальные шансы, Бонд, как и раньше, готов был рискнуть на что угодно и где угодно, в любой точке земного шара. Дело, конечно, не касалось политики, так как М не придавал никакого значения обидчивости любого из министров; ему ничего не стоило заручиться согласием премьер-министра за их спиной. По-видимому, он испытывал затруднения морального плана.

Бонд тихо проговорил:

— Я чем-нибудь могу помочь вам, сэр?

М задумчиво взглянул на Бонда и повернул свое кресло так, чтобы не видеть из окна кабинета высокие, похожие на летние, облака. Он отрывисто спросил:

— Вы помните дело Хавлоков?

— Только то, что я прочел в донесении, сэр. Пожилая пара с Ямайки. Однажды вечером их дочь вернулась домой и обнаружила родителей, нашпигованных свинцом. Якобы был слух о каких-то гангстерах из Гаваны. Экономка показала, что приезжали трое мужчин на автомобиле, по ее мнению, кубинцы. Потом выяснилось, что машину они украли. Той же ночью из небольшого порта ушла яхта. Насколько я помню, полиции не удалось напасть на след. Это все, сэр.