Разгневанная земля
Шрифт:
— Ишь бестия! «Кончайте с этим скорее»!.. Ты думаешь, это его личное мнение?
— Нет, ваше величество. Я рассматриваю эти слова как выражение мнения английского кабинета. Если наше энергичное и быстрое действие будет сопровождаться решительным и скорым результатом, то Англия примет факты такими, какие они есть, может, и не без сожаления, зато, по крайней мере, без спора.
— И ты полагаешь, что англичане теперь не опасаются, что я надолго задержу войска в австрийский землях после подавления венгерского мятежа?
— Такое опасение у Пальмерстона не исчезло… Вот копия его письма к Росселю [71] .
— Читай, читай всё, что касается нашего похода. Остальное я потом прочту сам.
— «… Австрия держится в настоящую минуту за Россию, как плохой пловец за хорошего. Мы не можем помешать России в её намерениях. Большое несчастье для Австрии и для Европы, что австрийское правительство вынуждено стать в положение зависимости от России. Но, несмотря на это, мы должны надеяться на лучшее; и если Англия и Франция пребудут тверды, то я не сомневаюсь, что мы выживем русских из дунайских княжеств».
71
Лорд Джон Россель — в те годы премьер-министр Англии.
Царь, слушавший Бруннова с нескрываемым удовольствием, воскликнул:
— И хитёр, и неглуп этот Пальмерстон!.. Однако не столь страшны нам венгерские бунтовщики, сколь опасны разрушительные силы, действующие у нас внутри… Всё ли у тебя готово? — обратился государь к шефу жандармов: — Где та записка?
Орлов безмолвно протянул свой доклад «О чиновнике департамента внутренних сношений министерства иностранных дел Буташевиче-Петрашевском».
На «пятницах» у Петрашевского собирался тайный кружок, в который входили представители прогрессивно настроенной дворянской и разночинной молодёжи. Здесь горячо обсуждались злободневные проблемы. Здесь читали доклады о социальных и политических реформах, которые вводили в Европе и о каких мечтали прогрессивные русские люди. Здесь шли горячие споры о том, как раскрепостить крестьян и наделить их землёй, о развитии отечественной промышленности, о судебных преобразованиях.
Государь впился глазами в доклад, читал его сперва молча про себя, а затем негодующе произносил вслух отдельные места, в которых приводились отрывки из вольнодумных речей петрашевцев.
— Так, так! Дело важное! — наконец произнёс он. — Ибо ежели бы это было одно только враньё, то и оно в высшей степени преступно и нетерпимо. Тут список сорока заговорщиков. Каким путём установлены их имена и что предпринимаешь, чтобы открыть ещё и остальных?
— За обществом Буташевича-Петрашевского уже несколько месяцев ведётся наблюдение через чиновника департамента внутренних сношений министерства иностранных дел Антонелли, которому удалось войти в доверие к Петрашевскому и стать постоянным посетителем его «пятниц».
— Дельно придумано! Продолжай!
— Для пресечения опасной деятельности заговорщиков я осмелюсь рекомендовать вашему величеству повелеть произвести немедленные аресты обозначенных лиц, а на следствии добиться от них показаний о других участниках преступного сообщества.
— Приступить к арестованию, говоришь? Согласен. Смотри только, чтоб не произошло разгласки. Набокова [72] впредь не уведомляй, а гораздо лучше дать ему знать, только когда уже все будут взяты. Действуй! С богом! Да будет воля его!
72
Набоков —
Николай I был крайне встревожен и озабочен «заговором» петрашевцев. Давно готовясь к интервенции в Венгрию, царское правительство не решалось увести войска за пределы России и таким образом оставить незащищённым неспокойный тыл.
Глава шестнадцатая
Поворотный день революции
«Дорогая Като! Сейчас полночь. Только шаги да перекличка часовых нарушают тишину. Генерал Гёргей отдал приказ, и с рассветом возобновится наконец наступление.
По правде говоря, я уже пятьдесят дней не участвую в военных действиях. Хозяйственные обязанности младшего адъютанта во время осады Буды я никак не могу назвать участием в боях. Да и после занятия нами Буды прошло тоже почти два месяца, и за это время вплоть до сегодняшнего дня шла лишь подготовка к дальнейшему продвижению к Прессбургу.
Гёргей появляется всюду бодрый, полный энергии и внушил всем уверенность, что не пройдёт и пяти дней, как мы разместимся на ночлег в домах австрийской столицы, если неприятель ещё раньше не запросит мира.
Твой талисман всегда со мной… Но не думай, Като, я не забыл, что, кроме бусинки, ты дала мне ещё и пистолет господина Калиша. Свою клятву я помню…
Среди солдат только и разговора, что о Вене. Мне становится досадно, как подумаю, что тебя не будет в Вене, когда я войду туда с гонведами. Да, да! Войду непременно. Буду я бродить по улицам, гадать, не здесь ли поблизости дом, в котором ты жила…
Теперь все успокоились, а то ходили злые и раздражённые. Мудрено ли: мы уже вот-вот должны были вступить в Прессбург, откуда рукой подать до Вены, — и вдруг такая длительная задержка. Сегодня перед выстроившимися войсками проехал в коляске Кошут, а за ним на коне следовал Гёргей в обычном военном мундире. Президент произнёс короткую речь. Солдаты слушали её затаив дыхание. Потом президент устроил обед для офицеров. Свой тост за успех дела, которое нас всех объединило, Гёргей закончил словами: “Мы заставим австрийское правительство заключить мир со свободной Венгрией раньше, чем русские солдаты придут ему на помощь!”
Като! Я должен прервать письмо: командующий вызывает меня к себе… Като, дорогая! Из следующего письма, которое я напишу из Прессбурга или — кто знает! — может быть, — уже из Вены, ты узнаешь все подробности нашего замечательного похода! Целую тебя!.. Твой Янош. Соммерейн, близ Коморома, 7 июня 1849 года».
Янош запечатал конверт, опустил его в почтовый мешок: мешок утром пойдёт в Пешт, а там письма рассортируют и отошлют дальше адресатам.
Выпрямившись и поправив кобуру, в которой хранился пистолет, подаренный Каталиной, лейтенант Мартош направился к командующему.
Ещё до рассвета артиллерия стала громить неприятельские укрепления и очень скоро вывела из строя несколько мощных вражеских батарей. С рассветом двинулись гонведы и кавалерия. Сразу же завязались ожесточённые бои: венгерские войска выбили неприятеля из его позиций и заставили отойти. Лишь когда спустилась тьма, венгры остановились. Селение Перед было теперь снова в руках венгров.
Армия с нетерпением ждала утра, чтобы продолжать наступление. Корпусные командиры, доложившие Гёргею о боевом духе войск, услышали в ответ: