Разговор с незнакомкой

Иванов Николай Федорович

Замерев на мгновенье, Прибытков высунулся из окопа и тут же скомандовал:

— Отходим! Бросить все, в бой не ввязываться!

Выбравшись из окопа, он подал руку Бондарю. С другой стороны того подхватил подбежавший Шаврин.

— Порядок, командир, — запыхавшись, проговорил он. — Фриц, что стрелял, с испугу побег в нашу сторону. Лебедев наперерез ему кинулся — не упустит!

…Они бежали вдоль ручья. Падали, в воронках, в жидкой грязи с осколками льда ждали, когда между вспышками ракет на секунду-другую наступит тьма. Это были поистине считанные секунды, позволявшие разведчикам

переметнуться от воронки к воронке или пригорку и замереть в напряжении перед следующим коротким броском.

Возле разбитой самоходки наткнулись на Ивана Лебедева. Его огромный кулак был обмотан веревкой, вторым концом которой были связаны руки унтер-офицера, что стоял в метре от него, притулившись к гусенице.

— На поводке, Ванюш?.. — хмыкнув, спросил Кирсанов.

— Хитлер капут! — прохрипел пленный, отшатнувшись от рассматривающего его Бондаря.

— Ложись! — выкрикнул Прибытков, успев оттолкнуть унтер-офицера от самоходки.

Мины рвались, что называется, в двух шагах, осколки, визжа над головами разведчиков, дробно бились в искореженный металл самоходки. Комья мерзлой земли, взметнувшись в воздух, тяжелым градом опускались на головы разведчиков.

Внезапно фашистский ротный миномет замолчал.

— Все живы?.. — спросил Прибытков, помогая Лебедеву оторвать от земли дрожащего унтер-офицера.

Через час унтер-офицер 2-й венгерской горнострелковой бригады сидел в подвале дома, где располагался разведотдел дивизии. На вопросы, задаваемые капитаном Ротгольцем, он отвечал невнятно или молчал, напряженно ссутулившись.

— Ну, что он там лопочет, Андрей? — не выдержал майор Филатов, собирая с соседнего стола разложенные листки донесений.

— Понимаешь, никак не могу с ним договориться. По-немецки он, можно сказать, ни в зуб ногой…

И вдруг Ротгольц, резко повернувшись к пленному, заговорил. Унтер-офицер оживился, вздохнул и стал отвечать.

— Это по-каковски же ты с ним? — удивился Филатов.

— Пытаюсь по-фински… — замялся Ротгольц. — Пацаном еще немного натаскался на даче. Раньше-то их под Ленинградом много было…

— Так он же венгр! — недоуменно пожал плечами Филатов.

— Их языки в одну группу входят — в угро-финскую. Много общего.

— И что он толкует?

— Коммунистов хвалит и ругательски ругает фюрера.

— Знакомая песня.

Унтер-офицер, будто почувствовав, что ему не доверяют, торопливо заговорил, активно помогая себе жестами и мимикой.

— А сейчас он про что? — спросил старший лейтенант Прибытков, сидевший на скамье у входа вместе с Артищевым и Лебедевым.

— Насколько я понял, он утверждает, что сам побежал к нам сдаваться.

— Врет, подлец! — возмутился Лебедев. — Уж я-то видел, как и куда он побежал.

Допрос продолжался более часа. После того как капитан Ротгольц получил от пленного данные о дислокации венгерских и немецких подразделений, он был спешно отправлен в штаб корпуса. В тот же день группа разведчиков, выполнявшая задание, была представлена к правительственным наградам.

ПОСЛЕДНИЙ

ПОИСК

…В последние дни войны 237-я стрелковая дивизия в составе войск 4-го Украинского фронта вела бои в Чехословакии, в районе Моравской Остравы. Овладевая этим важным политическим и промышленным центром, дивизия стремилась взять его в кольцо, чтобы не дать возможности остаткам войск противника прорваться на юго-запад — к Праге.

2 мая 1945 года командование дивизии получило приказ овладеть г. Тржинец и перерезать пути отхода противника на юг.

Из краткой исторической справки о боевом пути 237-й Пирятинской орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Краснознаменной стрелковой дивизии (Архив МО СССР)

Они сидели прямо на земле, на огороде, на задах высокого острокрышего дома. Над подогретой землей вдалеке, над пашней, от теплых испарений дрожал воздух. Над головами разведчиков протянула к небу пушистые ветки ранняя расцветающая сирень. В листьях ее, запутавшись, поблескивала на солнце едва видимая паутина.

— Дождались и тепла, — проговорил сержант. Рыльский, сняв сапоги и с удовольствием вдавливая босые ноги в теплую рыхлую землю.

— Дождичка теперь бы — в самый раз для посевов… — вздохнул старший сержант Бондарь.

— Дай-ка закурить, Афанасий Никонович, — попросил у Рыльского подошедший Черняк и, приняв кисет, сообщил: — Козленко в штаб срочно вызвали. Командиры-то почитай все на задании, пришлось ему бежать…

— Что-то будет! — воскликнул ефрейтор Жуков, разматывая портянку. — Можа, наградят…

— Успеешь… — нехотя обронил Рыльский.

— Да где уж успеть — не сёдня-завтра, глядишь, приказ объявят: победа, мол, братцы.

— А он, вишь, не сдается, зараза…

Вынырнув из-за конька крыши, высоко в небе показалось звено тяжелых бомбардировщиков. Самолеты вольно плыли в безоблачной синеве, донося до слуха негромкий, мерный и протяжный гул.

— И никакого тебе перехвата! — обрадованно заметил ефрейтор Долгов. — Свобода в небе.

— Да, песенка «люфтваффе» спета, пожалуй… — согласился Рыльский.

Из-за угла дома показался сержант Козленко. Подойдя к разведчикам, он молча сел возле грядки, напротив них. На него вопросительно уставилось несколько пар глаз.

— Ну, что? — не выдержал Бондарь.

— Задание, мужики, срочное… — раздумчиво ответил Козленко.

— Да ты не тяни… — Рыльский, поплевав на самокрутку, отбросил окурок.

— Задачу ставил сам начальник штаба дивизии подполковник Солончук, — Козленко поднялся. — Нам необходимо разведать подступы к городку Тржинец, уточнить огневые точки и, если будет возможным, захватить пленного.

— Ну и что, Митя, — сказал, вставая, Рыльский. — И уточним, и возьмем. Не первый же раз…

— На подготовку времени не дано. Выходим прямо сейчас. Думаю, группа будет такая: ты, Афанасий, ты, Жуков, Долгов… ты, Черняк, не пойдешь, только вернулся, отдыхай иди и кликни Репина, его возьмем с собой. А тебе, Бондарь, — особзадача, как бывшему трактористу… Бронетранспортер сможешь повести?