Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По
Шрифт:
– Сожалею о том, что происходит с вашей женой, – заметил я.
– Бедняжка, она просто безутешна, – сказал мистер Мэй. – Слава Богу, что существует опий – единственное, что приносит ей хоть какое-то облегчение. Остальное не помогает. Я постоянно говорю ей, что Эльзи теперь покоится с миром, но это ни на йоту не меняет дела. Что с вами, По?
При упоминании о предположительном «мире», с которым «покоится» теперь Эльзи, я побледнел, ибо в отличие от мистера Мэя знал ужасную правду о судьбе ее останков. О каком покое могла идти речь, когда молодая женщина подверглась омерзительному
– Принести вам воды? – спросил мистер Мэй.
– Спасибо, не надо. Я в порядке.
Какое-то время мистер Мэй продолжал встревоженно следить за мной.
– Что ж, ладно, как хотите, – сказал он наконец, однако особой убежденности в его голосе не чувствовалось. – Но скажите, По, что привело вас сегодня сюда?
Засунув большой и указательный пальцы в правый карман жилета, я извлек ключик и протянул его старому джентльмену. После чего объяснил, что ключ прибыл сегодня утром в письме от его племянницы Луизы, которая просила незамедлительно вернуть его мистеру Мэю.
– Но это не мой, – сказал последний.
– Простите?
– Я не терял ключа, – сказал мистер Мэй. – Вот… видите? – Достав из жилетного кармана брелок, он показал мне его и свисавший с него ключик.
– Но его нашли в вашей спальне под ванной, в которой утопили мисс Болтон.
– Престранно, – сказал мистер Мэй, поджав губы. – Полагаю, он принадлежит констеблю Линчу или коронеру Тилдену. Они там долго шарили.
– Да, возможно, – ответил я, водворяя ключ в карман. – Так или иначе, ваша племянница перестанет беспокоиться, узнав, что ключ не ваш. Ее тревожило, что вы крайне раздосадованы, тщетно ища его повсюду.
– Хорошая девочка, эта Луи, – сказал мистер Мэй. – Порой резковата, зато отходчива. Сердце у нее доброе. Простите, что пришлось вас попусту побеспокоить, По.
– Пустое, – ответил я. – Напротив, мне было очень приятно. И признаюсь, у меня была еще одна причина для визита.
– Да?
– Вопрос касается мисс Болтон. Он может показаться своеобразным. Однако могу заверить вас, что, хотя обстоятельства и не позволяют раскрыть причину моего интереса, он отнюдь не продиктован праздным любопытством.
– Что ж, зато теперь мне стало страсть как любопытно, – сказал мистер Мэй, пристально на меня глядя. – Выкладывайте все начистоту и задавайте ваш странный вопрос.
– Не знаете ли вы, была ли мисс Болтон знакома с дагеротипистом Баллингером?
Он видимо вздрогнул и посмотрел на меня с нескрываемым удивлением.
– Как, черт возьми, вы это узнали? – воскликнул он.
– Что узнал?
Вместо ответа пожилой джентльмен встал и подошел к камину. На каминной полке стояло несколько безделушек: маленькая бронзовая статуэтка индийской девушки, небольшой мраморный бюст Джорджа Вашингтона, фарфоровая вазочка, украшенная большой государственной печатью Соединенных Штатов, и – теперь я его заметил – футляр для дагеротипов. Сняв футляр с полки, мистер Мэй вернулся к дивану и дал его мне.
Еще не приняв его из рук мистера Мэя, я уже не сомневался, что мне предстоит увидеть. Беглого взгляда
На фотографии была изображена мертвая Эльзи Болтон. Она была в белом полотняном халате, голова покоилась на подушке, руки сложены на груди, а красивое лицо хранило безмятежность.
– Дагеротип сделал именно мистер Баллингер, – сказал мистер Мэй.
Меня охватила дрожь, которую невозможно было унять. Ведь то была осязаемая улика, подтверждавшая связь между Баллингером и доктором Мак-Кензи: дагеротип, сделанный одним с мертвого тела той, что через несколько дней после похорон окончила в лаборатории для вскрытия другого!
– Портрет был сделан по вашей просьбе? – спросил я.
– О Боже, нет, – ответил мистер Мэй. – Это была его идея.
– Значит, вы сами, знакомы с мистером Баллингером?
– Ни в коей мере, – ответил мистер Мэй. – Он появился здесь однажды днем, как гром среди ясного неба. Тогда я впервые его и увидел. Он сказал, что прочитал про убийство в газетах и хочет что-нибудь сделать для семьи. Предложил бесплатно сделать фотографию Эльзи на память. Я не придал этому особого значения, даже подумал, что София сможет хоть немного утешиться, если у нее будет памятная фотография девушки.
– Когда точно это произошло?
– Через день-другой после убийства. Как раз когда вы с девочками уехали в Конкорд.
– Понятно, – сказал я, продолжая разглядывать дагеротип. – Могу ли я узнать, где была сделана фотография?
– Наверху, в спальне. Там, где положили Эльзи. Но скажите правду, По, к чему все эти расспросы?
– Вынужден просить у вас прощения, мистер Мэй, – сказал я. – В данный момент я не вправе разглашать причину своего дознания. Достаточно сказать, что мой интерес к дагеротиписту вызван чрезвычайно важным делом, связанным с лечением моей жены.
– Еще одна из ваших загадок, мистер По? – со вздохом произнес пожилой джентльмен.
Вернув футляр с дагеротипом мистеру Мэю, я встал, собираясь идти.
– Если вы так интересуетесь этим Баллингером, почему бы вам не навестить его в мастерской? – спросил мистер Мэй. – Кажется, она где-то неподалеку.
– Да, я знаю, – ответил я. – Мы с женой были у него совсем недавно, в то самое утро, когда уби…
В это мгновение ускользающая мысль, о которой я говорил выше, внезапно ярко вспыхнула в мозгу, ошеломив настолько, что я неожиданно умолк. Собственно говоря, я бы даже не назвал это мыслью. Скорей это был образ – одно из тех ярких, живых воспоминаний, которые так ясно предстают внутреннему взору, словно прошлое свершается сейчас, у меня перед глазами.
Я увидел, как мы с Сестричкой терпеливо ожидаем в мастерской мистера Баллингера его возвращения. Я увидел, как он вошел и представился. Я увидел, как он смотрит на свои карманные часы, которые остановились несколько минут назад. Я увидел, как он перебирает пальцами цепочку, нахмуренно смотрит вниз, а затем, что-то проворчав, снова кладет часы в жилетный карман, так и не заведя их.
Тогда я не придал его действиям никакого значения. Теперь их смысл стал мне совершенно ясен. Он не завел часы по очень простой причине.