Разграбленный город
Шрифт:
– Фредди фон Флюгель! – радостно вмешался Якимов. – Мой старый друг! Мой дорогой друг. Когда я верну себе автомобиль, можем все вместе отправиться в Клуж и повидать Фредди. Он будет счастлив.
Тоби с открытым ртом уставился на Якимова, после чего потряс плечами, изображая приступ бешеного хохота.
– Ну вы и шутник, – сказал он. Якимов выглядел удивленным, но явно порадовался, что его сочли шутником.
За обедом Гарриет спросила Тоби:
– Вы планируете остаться в Бухаресте?
– Если удастся найти место учителя, – ответил он. – Я вольная птица, не принадлежу ни к какой организации. Приехал
Он умоляюще уставился на Гая:
– Слышал, у вас не хватает рук, вот и пришел.
Очевидно, речь об этом зашла не впервые, поскольку Гай всего лишь кивнул в ответ и произнес:
– Мне надо сначала узнать, что об этом думает Инчкейп.
Гарриет вновь осмотрела Тоби – не как учителя, но как потенциального соратника в трудные времена. На нем были тяжелые башмаки, серые фланелевые брюки с пузырями на коленях и мешковатый твидовый пиджак с кожаными нашлепками на локтях. Это была обычная гражданская одежда в Англии, однако на Тоби она смотрелась маскарадной. «Настоящий мужчина!»
В прошлый раз он прибыл в Бухарест, когда в очередной раз заговорили о вторжении, и он тут же в панике покинул город, однако с тех пор Гарриет хорошо узнала, что такое паника, и уже не склонна была осуждать ее у других. Как он отреагирует на нападение «Гвардии»? Это мужественное посасывание трубки, небрежный костюм… Наверняка в трудной ситуации он постарается выглядеть достойно. Она взглянула на Гая, который тем временем говорил:
– Если Инчкейп согласится, возможно, я смогу дать вам двадцать часов в неделю. На жизнь этого хватит.
Тоби благодарно склонил голову, потом спросил:
– А лекции?
– Нет, только преподавание.
– В Клуже я читал лекции по современной английской литературе. Нравится мне это дело.
Тоби глянул на Гая, словно старая овчарка, полная уверенности, что ей найдут занятие. Гарриет стало его жаль. Как и многие до него, он, верно, полагал, что Гая легко убедить. Правда же заключалась в том, что Гай мог быть абсолютно непреклонен. Даже если бы он и нуждался в лекторе, то выбрал бы того, кто не путает Байрона с Теннисоном.
– На днях, – медленно сообщил вдруг Якимов, оторвавшись от еды, – я подумал, что, как ни странно, вот уже год не видел бананов.
Он вздохнул. Принглы уже привыкли к подобным замечаниям, но Тоби так и покатился со смеху, словно усмотрев в словах Якимова уморительную непристойность.
– Я раньше очень любил бананы, – скромно пояснил Якимов.
Когда с обедом было покончено и Якимов ретировался в свою комнату, Гарриет ожидала, что Тоби тоже уйдет. Но стоило ему наконец двинуться в сторону двери, как Гай удержал его:
– Останьтесь на чай. По пути в университет мы можем зайти в Бюро, и я познакомлю вас с Инчкейпом.
Гарриет ушла в спальню. Она твердо вознамерилась заставить Гая действовать, пока еще чувствовала в себе на это силы. Она окликнула мужа, закрыла дверь и сказала:
– Ты должен поговорить с Якимовым. Заставить его уйти.
Гай был озадачен этим неожиданным напором, но покориться не пожелал.
– Хорошо, только не сейчас.
– Нет, сейчас. – Она преградила ему путь к двери. – Пойди и поговори с ним. Слишком рискованно держать его
– Если ты так считаешь, – неохотно согласился Гай, явно надеясь выиграть время. – Лучше тебе с ним поговорить.
– Ты его сюда привел, ты от него и избавься.
– Это очень сложно. Когда мы репетировали, было удобно иметь его под рукой. Он много работал и немало сделал для успеха. В некотором роде я ему обязан. Не могу же я просто взять и выставить его, раз постановка позади. Но ты – другое дело. Ты можешь быть с ним твердой.
– На деле ты просто хочешь переложить на меня все неприятные обязанности.
Ощутив себя загнанным в угол, Гай отреагировал с непривычной резкостью:
– Слушай, милая, у меня и так полно хлопот. Саша на крыше, Якимов вряд ли его увидит, а если и увидит, то наверняка не заинтересуется. К чему эти волнения? Извини, мне надо поговорить с Тоби.
Она выпустила его, понимая, что разговорами больше ничего не добьешься и что отныне так будет всегда. Если понадобится что-то сделать, ей придется справляться с этим самостоятельно. Такова была цена отношений, которые давали ей куда больше свободы, чем она рассчитывала. В конце концов, свобода была не такой уж и обыкновенной составляющей брака. Что касается Гая, ему не нужна была частная жизнь: он предпочитал жить общественной.
– Он безнадежный эгоист, – сказала она себе. Подобное обвинение потрясло бы поклонников Гая.
Она подошла к окну и высунулась наружу. Глядя на мостовую девятью этажами ниже, она вспомнила котенка, который выпал с балкона пять месяцев назад. Перед глазами у нее поплыло золото с голубым, и она прослезилась: ее вновь охватило то острое горе, которое она испытала, услышав о смерти котенка. Это был ее котенок. Он признавал ее и никогда не кусал, а она единственная не боялась его. Погрузившись в воспоминания об огненном меховом шарике, который несколько недель носился по квартире, она расплакалась, повторяя: «Бедный мой котенок». Ей казалось, что она любила его так, как никогда и никого не любила, – Гай, во всяком случае, не позволял так себя полюбить.
Она не возвращалась в гостиную, пока не услышала, как Деспина расставляет посуду к чаю.
– Кто-то здесь точно объявится, – говорил тем временем Тоби. – Полагаю, миссия предупредит нас заранее?
У Гая не было ответа на этот вопрос, и ему это явно было безразлично.
– Самое главное – не паниковать, – сказал он. – Надо продолжать работу школы.
Тоби яростно закивал в знак согласия.
– И всё же нужно держать нос по ветру, – добавил он.
Якимов вышел к чаю в поношенном вышитом халате, и, когда Гай и Тоби ушли к Инчкейпу, он, позабыв свои тревоги, развалился в кресле и принялся за оставшиеся кексы и бутерброды. Это была отличная возможность заявить: «Вы сидите у нас на шее с самой Пасхи, довольно, собирайтесь и уходите». На что Якимов сделал бы самое жалобное выражение лица и спросил бы: «Куда же идти бедному Яки?» На этот вопрос не было ответа четыре месяца назад – не было его и сейчас. Его кредит в Бухаресте был истощен. Его бы никто не принял. Чтобы избавиться от него, ей пришлось бы упаковать его вещи самостоятельно и выставить его за дверь. И в этом случае он наверняка уселся бы у порога в ожидании Гая, который впустил бы его обратно.