Разграбленный город
Шрифт:
Дом Беллы возвышался над бульваром, словно корабль. Один из нищих смастерил у его подножия хижинку, где торговал овощами и сигаретами. Дремавшие в тени хижины попрошайки при виде Гарриет попытались подняться и что-то неубедительно заныли. Один из них оказался знакомым: она встретила его в свой первый день в Бухаресте. Тогда скандальный и настырный бродяга предъявил ей свою изъязвленную ногу и отказался довольствоваться предложенной милостыней. В те времена она боялась нищих, особенно этого. После трехдневного путешествия к восточной границе Европы она увидела в нем дурное предзнаменование своей
Гай тогда сказал, что ей придется привыкнуть к нищим, и в некотором роде она действительно привыкла. Она даже смирилась с этим конкретным бродягой – а он смирился с ней и принял несколько мелких монет, которые получил бы от любой румынки, с неудовольствием, но без протеста.
Запахи бульвара не проникали в дом, воздух в котором кондиционировался. Попав в эту прохладную, дистиллированную атмосферу, Гарриет ощутила, как в голове у нее проясняется, и с нежностью подумала о Белле, на компанию которой могла рассчитывать на протяжении всего этого пустого лета. Она с удовольствием предвкушала их встречу, но стоило ей войти в гостиную, как стало ясно: что-то не так. Было настолько очевидно, что ей не рады, что она замерла в дверях.
– Садитесь же, – раздосадованно сказала Белла, как будто Гарриет допустила бестактность, ожидая приглашения.
Присев на краешек голубого дивана, Гарриет заметила:
– Здесь такая чудная прохлада. На улице, кажется, жарче прежнего.
– Что ж вы хотели? Сейчас июль.
Белла позвонила в колокольчик и нетерпеливо уставилась на дверь, словно не зная, что еще сказать гостье.
Вошли служанки: одна с чаем, другая с пирожными. Белла наблюдала за ними, недовольно хмурясь. Гарриет растерянно молчала, не зная, о чем говорить. Вдруг ее взгляд упал на вечернюю газету, которая лежала рядом. Когда девушки вышли, она заметила:
– Значит, суд над Дракером всё же состоится?
Белла склонила голову.
– Как по мне, пусть хоть сгниет там. Притворялся, что поддерживает Британию, но курс держал в пользу Германии. Многие считают, что его банк разрушал страну.
Она говорила раздраженно, но напыщенно, и Гарриет вспомнилось их первое чаепитие, когда Белла, подозревая в ней не то богатство, не то знатное происхождение, пыталась поразить гостью своей светскостью. Постепенно, однако, Белла успокоилась и продемонстрировала горячую любовь к сплетням и скабрезностям, и Гарриет в своем одиночестве привязалась к ней. Теперь же ее подруга восседала в неестественной позе, словно классическая статуя, вновь укрывшись за своим лучшим чайным сервизом. По неизвестной причине они вновь вернулись к тому, с чего начинали.
– Я один раз встречалась с Дракером, – сказала Гарриет. – Его сын учился у Гая. Очень гостеприимный человек, очень обаятельный.
Белла хмыкнула:
– Семь месяцев в тюрьме вряд ли пошли на пользу его обаянию!
Ей так хотелось продемонстрировать свою осведомленность, что она устроилась поудобнее и многозначительно кивнула.
– Как и все красавцы, он был большим бабником. Это его и сгубило. Если бы Мадам не сочла его легкой добычей, то не попыталась бы выманить у него нефть. Его отказ она восприняла как личное оскорбление.
Гордая своим изложением истории падения Дракера, Белла расплылась в улыбке. Почувствовав, что атмосфера смягчилась, Гарриет спросила:
– Как вы думаете, что с ним теперь будет?
– Его сочтут виновным, тут и думать нечего. Нефти он лишится, конечно, но у него припрятано немало средств в Швейцарии. Кароль не может до них добраться, так что если Дракер отдаст эти деньги, то легко отделается. Румыны не звери, знаешь ли.
– Но Дракер не может отдать эти деньги, – сказала Гарриет. – Они записаны на сына.
– Кто вам это сказал? – резко спросила Белла, и Гарриет пожалела, что вообще заговорила: она не могла раскрыть свой источник информации.
– Где-то слышала. Гай был очень привязан к Саше. Хотел узнать, что с ним.
– Он наверняка сбежал вместе с семьей.
– Нет. Его забрали, когда арестовали отца, но он не в тюрьме. Никто не знает, где он. Просто исчез.
– Надо же!
Белла привыкла выступать авторитетом по всем румынским вопросам, и рассуждения подруги тут же ей прискучили. Почувствовав это, Гарриет решила заговорить о том, что всегда вызывало интерес Беллы.
– Как поживает Никко?
Как и большинство румын, Никко состоял на военной службе и часто уезжал. Его свобода покупалась на деньги Беллы.
– Его снова вызвали, – мрачно сказала она. – Все перепугались из-за Бессарабии.
Раньше Гарриет услышала бы эту новость еще с порога, и Белла жаловалась бы битый час.
– А где он сейчас?
– На венгерском фронте. Чертова линия Кароля, – не то чтобы там была какая-то линия, конечно. Очень она поможет, если придут мадьяры.
– Но вы же сможете его вызволить?
– Ну конечно. Придется снова раскошелиться.
Белла вновь умолкла, и Гарриет, чтобы хоть как-то поддержать беседу, заговорила о том, как изменилось отношение румын к англичанам.
– Они ведут себя с нами как с врагами. Причем врагами поверженными, жалкими.
– Не замечала такого, – ответила Белла сухо. – Но я, конечно, в ином положении.
Последовало долгое молчание. Гарриет утомили попытки достучаться до Беллы, и она сказала, что хочет пройтись по магазинам. Казалось бы, Белла должна была испытать облегчение, но вместо этого подруга посмотрела на Гарриет встревоженно, словно между ними остался какой-то нерешенный вопрос.
Они вышли в холл, и Гарриет в качестве последней попытки предложила, как обычно, выпить кофе в «Мавродафни».
– Может быть, завтра утром?
Белла ухватилась своей пухлой белой рукой за нитку жемчуга и уставилась на клетчатый мраморный пол.
– Не знаю, – сказала она, трогая черный квадрат носком белой туфельки. – Всё сложно.
Зная, что у Беллы нет никаких дел, Гарриет нетерпеливо спросила:
– Что здесь сложного? Что происходит, Белла?
– Ну… – Белла сделала паузу, задумчиво водя туфелькой. – Я же англичанка, замужем за румыном. Мне надо быть осторожной. Надо же думать о Никко.