Разиэль
Шрифт:
— Никакого «Макдональдса», — сказал он. — Никаких ресторанов, но у нас есть люди, которые готовят. Скажи мне, чего ты хочешь, и они принесут это нам.
— Вот так просто? — язвительно спросила я.
Не то чтобы я ему поверила, но если это правда, то это место вполне может оказаться раем.
— Вот так просто.
Я решила повредничать, просто потому, что могла. Кроме того, моя потребность в еде стала критической.
— Мясной рулет, картофельное пюре, подливка, кукуруза, клубничный
— Может шампанского с клубникой? Красное вино немного тяжеловато на десерт.
Он, конечно, ехидничал, но я просто кивнула.
— Конечно. Моёт, пожалуй. Не стоит перегибать палку с Дон Периньоном.
Он ничего не сказал, входя в дом. Я бросила последний тоскующий взгляд на улицу. Некуда идти. Пока я не выясню, что, чёрт возьми, происходит, я застряла.
В таком месте, предположительно, с безграничной, лёгкой едой и красивым мужчиной, который поцеловал меня. Наверное, могло быть и хуже, предположила я.
Мне пришлось бежать, чтобы догнать его. Он даже не пытался подстроиться под мой шаг, и будь я проклята, если стану жаловаться. Казалось прошла целая вечность, пока мы шли к его комнатам — мы шли по лабиринту коридоров, и вверх по стольким лестницам, что я готова была броситься на полированный деревянный пол, задыхаясь, как выброшенная на берег рыба.
— Далеко ещё? — выдохнула я, цепляясь за толстые резные перила.
Он посмотрел на меня, прищурившись.
— Ещё один пролёт. Мои комнаты наверху здания.
— Ну конечно, — мрачно сказала я. — Полагаю, вы не верите в такие вещи, как лифт?
— Они нам не нужны, — сказал он.
Неудивительно, что Сара была такой стройной и подтянутой в свои пятьдесят с чем-то. Ей не нужна йога, ей просто нужна эта лестница.
— Саре не пятьдесят с чем-то, — сказал Разиэль.
Я замерла.
— На этот раз я не произносила этого вслух.
— Нет, не произносила. Тебя очень легко прочитать. Как и большинство людей.
Большинство людей? Какого хрена?
— Подожди, пока не доберёмся до моих комнат.
Я не стала ничего говорить в этот раз. Ситуация меня серьёзно напугала. Не имело значения, сколько еды я получу или насколько он красив, всё это было странно. Поцелуй был приятным, насколько я помню, но не уверена, что поцелуя достаточно, чтобы….
— Я не собираюсь снова тебя целовать. Я не целовал тебя и в первый раз — ты тонула. Я помог тебе дышать.
Это было совершенно… неправильно. Явно тишина не была тишиной для создания, за которым я следовала, поэтому я быстро сменила тему, постаравшись не думать о вкусе холодной соли его рта на моих губах.
— Тогда сколько лет Саре? Она замужем за Аза… как его зовут, кстати?
— Азазель, — ответил
Я посмотрела на него с удивлением.
— Она, наверное, лет на двадцать старше его. А ему, сколько… тридцать пять? Круто.
— Он старше её, — ответил он сдержанно. — И тебе лучше дважды подумать, прежде чем выносить суждения о ком-то вроде Сары.
Если Азазель был старше Сары, тогда я была Девой Марией.
— Я не выношу суждения, — быстро выпалила я, следуя за ним вглубь коридора в сторону очередного ужасного, отвратительного, богом проклятого, грёбанного лестничного пролёта. — И я серьёзно. Слишком часто как раз у мужчин более молодые возлюбленные. Я искренне добродушно отношусь к парням-игрушкам.
— Думаешь, Азазель — парень-игрушка? Его повеселит эта идея.
— Господи, только не говори ему, что я так сказала! Полагаю к этому времени их брак куда более платонический, чем что-либо ещё.
Он забавлялся, и это раздражало ещё больше.
— Думаю, у них бурная сексуальная жизнь, хотя я могу попросить Азазеля рассказать тебе подробности, если пожелаешь.
— Незачем, — второпях произнесла я. — Это не моё дело.
— Не твоё, — ответил он в странной полуформальной манере.
Я подняла глаза на непомерно высокую лестницу. «Это последняя», — сказал он. Конечно же, она должна быть самой крутой и самой высокой. Сделав глубокий вдох, я приготовилась к подъёму. Я справлюсь. Даже если это убьёт меня, я сделаю это.
— А что её дети думают о её новом муже?
Если я смогу заговорить его, может он не заметит, как долго я поднимаюсь по лестнице.
— У неё нет детей, а Азазель не её новый муж. Он её единственный муж.
Я вспомнила нежное, чуткое отношение Сары.
— Как печально, — сказала я. — Она была бы чудесной матерью.
— Да, — единственное слово в ответ, но в нём таилось огромное значение.
Внезапно я вспомнила полосу пляжа перед домом, широкое раздолье лужайки. На пляже не было разбросанных ни безделушек, ни игрушек. Что-то в этом месте было не так.
— А где здесь живут дети? — спросила я обеспокоенно.
— Дети?
— С Сарой были женщины… она сказала, что они другие жёны. Некоторые из них довольно юные, тут должны быть дети.
— Здесь нет детей.
— То, что у вас происходит, идёт вразрез любому безумному культу. Вы отправляете детей прочь?
Я была праведно возмущена, и это прибавило мне сил. И конец ступенек был уже виден, слава Богу. Я уже готова была броситься на верхнюю площадку и, расплакавшись, прокричать «Земля!»