Размах крыльев ангела
Шрифт:
Вот тут в тайге Пургин сотоварищи, насмотревшись на свирские Мандроги, и воссоздали русскую деревню, место, где можно остановиться туристам на отдых, прогулку, экскурсию со всеми вытекающими из этого удобствами, всеми причитающимися компонентами. Здесь работали магазинчики и лавчонки, торгующие за у. е. традиционными предметами русского быта и прикладного искусства, исправно функционировал ресторан, выдающий на гора€ изыски русской кухни, работала на полную мощность гостиница, прототип прежнего постоялого двора, а на заимке вовсю оказывали услуги по помывке в бане в обществе абсолютно раскованных пейзанок. При желании
Базироваться изначально решили в старой деревеньке, где из двадцати с лишним дворов жители сохранились максимум в пяти. Доживающие свое, упорные, видавшие виды, прошедшие огонь, воду и медные трубы российской действительности старики и старухи. Молодежь, потерявшая всякую надежду на возрождение родной деревни в частности и русского села в целом, осенним клином упорхнула: кто в райцентр, а те что посмелее и в саму область. Домишки свои, заколоченные до лучших времен, как только началось новое строительство, радостно продали – те что покрепче и получше, – а те что поплоше, отдавали задарма. Приходи и живи.
Марии с мужем, можно сказать, повезло: дом им достался из хороших, подлатанных и обжитых. Здесь теперь предстояло им обустраивать и налаживать собственное гнездо.
Новая туристская деревня как бы вытекала из старой, отделяясь от нее невысоким деревянным забором со скрипучей калиткой и надписью: «Служебная территория. Вход воспрещен»—и название сохранила историческое – Лошки.
Услышав впервые название, Маша как-то не придала значения его глубокому смыслу. Только выйдя из автобуса, предупредительно подкатившего со стороны «служебного входа», оглядевшись по сторонам, сообразила, что лошки-то именно они с ее Бешеным Мужем. И даже не лошки, а просто лохи.
Малипусенькая деревенька на два десятка разномастных домишек, без магазинов, без пляжа, без общественного транспорта – куда ездить-то? – даже без захудалой амбулатории. И никакого тебе черного кофе!
И сотовой связи тут не было, Машин телефончик самой последней, имиджевой модели оказался совершенно не у дел. Телефонные разговоры с межгородом заказывали здесь по старинке через телефонистку, она же «девушка», она же «барышня, Смольный». А и кому звонить? Институтским приятельницам, с которыми не осталось ничего общего, или свекрови, которую видела один-единственный раз на свадьбе? Можно было, конечно, позвонить бабушкиной сестре, но не хотелось рассказывать о Лошках, тем более что хвастаться пока и нечем. Да и легко можно нарваться на очередную «дуру набитую» в собственный адрес. Ладно, не страшно, у Маши есть муж и очень скоро дом тоже будет.
Страшно не страшно, только Александра, все прочитав по Машиному напуганному и растерянному лицу, взяла дело в свои руки. Командным тоном бросила бородачам:
– Ребятки, разбирайтесь тут сами, по-мужски, а мы ко мне рванем. Пойдем, Мария, кофейку пока дернем. Македонский твой с ребятами сами управятся.
Всю дорогу Маша была полна решимости помогать, следить, чтобы не побили посуду в коробке, не растеряли чемоданы и сумки, но здесь, на месте, махнув рукой, вдруг сгорбилась как старушка и побрела за Александрой, которая, несмотря на жару, завернулась в павловопосадский платок и через калитку повела Машу в так называемый «комплекс».
Избы
Мимо недостроенного дома, мимо непонятного назначения сарая-амбара вышли они к светлой длинной избе с широкой террасой и высоким крыльцом. Над дверью красовалась живописная вывеска «Музей грибов и ягод».
Александра сняла с потайного гвоздика ключ, отперла дверь и, полуобернувшись к Маше, весело бросила:
– Заходи, подруга, вот оно, мое убежище. Мой хлеба кусок.
За тесными сенями, прямо от двери начинался, если можно было так выразиться, выставочный зал. На резных деревянных стеллажах громоздились банки и баночки с ягодно-грибными заготовками, с потолка свисали пучки сушеных трав, в аквариуме для домашних рыб живописно теснились сухие ягоды черники и малины, грибы и что-то непонятное. В углу, на фоне расшитых крестом полотенец, грозно топырило лапы плешивое чучело медведя с берестяным лукошком под ногами. Висели две перекрещенные старенькие двустволки-ТОЗки в обнимку с патронташем. На низких лавках рядками расставлены бадейки, ушаты, кринки и горшки. Будто бы сюда сволокли все, имеющее хоть малейшее отношение к национальному быту. Короче, кич чистой воды.
В дальнем углу высилась барная стойка с пузатым двухведерным самоваром, на прилавке у стены кучковались чашки, блюдечки, другая столовская утварь. Несмотря на усиленно пестуемый колорит, прейскурант украшал стену вполне европейский: выполненный на лазерном принтере и аж на четырех языках. Цены в у. е., а у. е. приравнено к баксу, все как у больших.
– А что, сюда и иностранцы ездят? – удивилась Маша.
– А то! Ими и кормимся. У них, между прочим, это очень популярно – по местам предков. Их вообще на экзотику тянет. Ты садись давай, потом разглядишь, будет время, я же вижу, что у тебя ноги подкашиваются. Коньяк будешь?
Маша не пила ничего крепче пятнадцати градусов, но тут согласилась. Александра вынесла на маленький столик чашки, две средних стопки, бутылку армянского пятизвездочного.
– Извини, бокалов коньячных нет, буржуинам только водку пить под пирожки полагается. Пирожков хочешь, вчерашних? Сегодня недосуг было.
– Хочу, спасибо, – с готовностью ответила Маша, ощутив накативший волной голод.
Кофе Александра сварила отменный, чуть солоноватый, с пышной пенкой. Именно такой, о каком мечтала Маша всю долгую дорогу. И налила не в наперсток, а в большую, в петухах чайную чашку. Поставила перед Машей хохломскую миску с ровненькими, маленькими пирожками.
– С грибами кругленькие, с картошкой квадратиками, а длинненькие с брусникой, ешь, не стесняйся.
И разлила по стопкам коньяк. Присела и сама.
– Давай, что ли, накатим за знакомство.
Выпила Александра залпом, как пьют водку, шумно выдохнула и закусила пирожком с брусникой. Это было дико, но Мария смело последовала ее примеру. Во рту зажгло, дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы, почувствовала, как коньяк обжигающе протекает по пищеводу и падает в желудок горячим комком. Мария зашлась кашлем наподобие безнадежного туберкулезника, традиционного прежде обитателя здешних мест.