Размороженная зона
Шрифт:
– Пацаны говорят, что и Колыма, и София при падении вертушки того… Разбились.
– Вот и хорошо, – Еременцев удовлетворенно кивнул и протянул Горцу толстый конверт с деньгами. – Вот твои башли. Заработал.
Горец разорвал конверт и принялся пересчитывать купюры, слюнявя пальцы. При этом, как заметил Еременцев, Горец краем глаза следил за ним. Но москвич стоял в расслабленной позе, и через полминуты грузин успокоился.
– Тут даже больше, чем надо, – удивленно сказал он, досчитав деньги и поднимая голову.
– Я знаю, – кивнул Еременцев. – Считай, это тебе премия за хорошую работу.
– Да, начальник, с тобой можно дело иметь… – уважительно протянул
– Зачем? – улыбнулся Еременцев. – Серьезные люди на таких вещах не экономят. Ты хорошо поработал, я тебе хорошо заплатил. К тому же ты мне еще пригодишься, да и пацаны твои тоже. Кстати, позови их сюда, их я тоже премировать хочу.
– Эй, пацаны! – Горец повернулся к вездеходу и махнул рукой. – Идите сюда! – Еременцев заметил, что на этот раз Горец спокойно повернулся к нему спиной.
Оба плюгавых мужика подошли к «уазику».
– Вы хорошо поработали, пацаны, – сказал Еременцев, доставая из кармана еще пачку долларов, потоньше, чем та, которую он отдал Горцу, но тоже весьма внушительную. – Держите! – Он протянул деньги мужикам. – А еще от него получите, – он кивнул на Горца, – я ему тоже на вас дал.
Один из мужиков неуверенно взял деньги, принялся пересчитывать. Второй заглядывал ему через плечо. В глазах их горела жадность – сумма была очень внушительная, таких денег оба чмошника, которых в Магадане к серьезным делам не допускали, до сих пор ни разу не видели.
– Ни хрена себе! Круто! – восторженно присвистнул тот, что пересчитывал баксы.
Успокоенный Горец тоже повернулся к ним, глядя на деньги.
Еременцев отступил на два шага назад. Его правая рука скользнула во внутренний карман куртки и через мгновение снова вынырнула наружу. Но не пустой. В руке Еременцева оказался «стечкин» с длинным наростом глушителя. Горец, краем глаза заметивший резкое движение, вскинул голову, но сделать ничего уже не успел. Последним, что он видел в жизни, был венчик пламени, вспыхнувший вокруг ствола пистолета. Пуля попала Горцу в середину лба и вышла наружу, вышибив кусок затылочной кости.
В следующую секунду одной длинной очередью Еременцев срезал обоих мужиков в шлемофонах – скорострельность пистолета-пулемета была отменной, и шансов у чмошников не было. Все произошло быстро – с момента, когда Еременцев шагнул назад, до момента, когда последний из подстреленных упал на землю, прошло не больше трех секунд. Все выстрелы прозвучали тихо – не громче, чем хлопок пробки от шампанского. Даже если в этот момент по «серпантинке» кто-то проезжал, он бы ничего не услышал.
Опустив пистолет, Еременцев внимательно наблюдал за лежащими в натекающих лужах крови телами. Вроде никто не двигается. Но на всякий случай… Москвич снова поднял ствол и выпустил еще по одной пуле в голову каждого из корешей Горца. Самого грузина добивать уже не требовалось.
– Вот так и поступают серьезные люди, – пробормотал себе под нос Еременцев. – А исполнителей я в случае чего и других найду, этого добра всегда хватает.
Он решительно развернулся, обошел «уазик», вытащил из багажника канистру с бензином и оранжевые резиновые перчатки по локоть. Поставив канистру на землю, он подошел к трупам, хозяйственно прибрал все разбросанные по земле деньги и одного за другим оттащил убитых к вездеходу. Чтобы загрузить всех троих внутрь, Еременцеву пришлось изрядно попотеть, особенно он намучился со здоровенным Горцем. Но минут через пять он все же справился.
После этого он вернулся к «уазику», взял канистру
Бледное пламя метнулось по земле к вездеходу и мгновенно взлетело над ним жаркими языками. Еременцев спокойно повернулся к нему спиной и сел в «уазик». Через минуту он уже ехал к «серпантинке», изредка поглядывая в зеркальце заднего вида на пляшущие отблески пламени. Впрочем, куда чаще Еременцев посматривал на стоящий на заднем сиденье чемодан с «грузом», число погибших из-за которого только что увеличилось еще на трех человек.
41
Со стороны картина выглядела диковато: заснеженная сопка, покрытая редкими деревьями и зарослями кустарника, спокойное синее небо с плывущими по нему облаками… И все еще дымящийся разбитый вертолет на белом снегу. Рядом с вертолетом на каком-то вытащенном из салона тюке сидел Коля Колыма. Рядом с ним, облокотившись на картонные коробки, полулежала София, обеими руками обхватившая цинковый гроб. И тюки, и коробки Колыма вытащил из вертолета, убедившись, что вездеход уехал и что взрываться вертушка не собирается. Все же сидеть на каком-то барахле было куда лучше, чем на снегу.
Да и Софии лежать было и удобнее, и мягче. Колыма мрачно посмотрел на девушку. Он уже выяснил, что у нее с ногой. Сильный вывих – ничего смертельно опасного, но, судя по тому, как нога распухла, передвигаться в ближайшие дни самостоятельно она не сможет. Колыма удивлялся и тому, что она сумела сама выйти из вертолета и доковылять до кустов. Впрочем, при угрозе жизни человек иногда оказывается способен и не на такие чудеса. Но сама дойти до Ключей девушка не сможет, тут и говорить не о чем.
Выход из положения, конечно, был, и довольно простой. С его помощью София как-то передвигаться все же сможет. До Ключей всего километров шесть. Часов за шесть-семь добраться туда вполне реально. Ну, если и не за шесть-семь, то уж за девять-десять точно. А в Ключах можно будет найти и какую-нибудь машину, и, может быть, даже фельдшера. Именно это Колыма и предложил девушке сразу после того, как выяснил, что у нее с ногой. Но тут оказалось, что все не так просто.
София категорически отказывалась двигаться в путь без гроба с телом покойного дяди. Нет, Колыма прекрасно понимал, что уважение к праху родственника – дело святое. Но всему же есть предел! Ничего в конце концов не сделается запаянному гробу, если он сутки-другие постоит здесь. Звери его не откроют, да и нет здесь сейчас никаких хищников, все, какие были, южнее подались, тут им сейчас совсем жрать нечего. Но на Софию все эти аргументы Колымы не произвели никакого впечатления. Без гроба она никуда не пойдет. Гроб нужно взять с собой. Блатной пробовал объяснить девушке, что одновременно тащить тяжеленный гроб и помогать ей идти он никак не сможет. Но девушка была непреклонна – если гроб остается здесь, то она остается с ним.