Размышляя об истоках жизни

ЛЕОНИД ПОСПЕЛОВ

Размышляя об истоках жизни

Единство живого на нашей планете, универсальность генетического кода побуждали и побуждают искать ту гипотетическую начальную "точку", с которой начиналось развитие жизни. Известна гипотеза советского ученого А. И. Опарина, согласно которой сначала образовались полужидкие, студнеобразные капельки, коацерваты. С их появлением уменьшилась вероятность распада, растворения, рассеяния в окружающей среде "первородного" живого вещества. Некоторые, наиболее "приспособленные" капельки присоединяли, притягивали органические пылинки и отдельные молекулы, оказавшиеся поблизости. Это

приводило к дальнейшему усложнению их, к совершенствованию, к налаживанию обмена с окружающей средой.

Ведь органические вещества, втянутые в орбиту этого обмена, со временем распадались - за счет этого выделялась энергия.

Те капельки, в которых энергетические затраты полностью покрывались выделявшимися калориями, продолжали расти и процветать.

А. И. Опарин предположил, таким образом, что естественный отбор, этот могучий двигатель эволюции, начал действовать уже на этой стадии. Уже первородные капельки, коацерваты, вступали со средой в те сложные отношения, которые впоследствии с такой проницательностью и скрупулезностью описал Чарлз Дарвин в своей бессмертной книге "Происхождение видов".

Любопытно провести одну параллель с теорией академика А. И. Опарина: известно, что градинки образуются и развиваются в облаке очень похоже. Точно первородные капельки, кристаллики льда растут, но, по мере того как водяных паров становится меньше, их увеличение идет неравномерно. Градинки, которым "повезло" (дальше соседи, выше плотность среды), вырастают до больших размеров.

Еще в 60-х годах доктор Шпигельман из Иллинойского университета смешал в пробирке неживые компоненты рибонуклеиновой кислоты, энзимы и нуклеотиды и создал вирус, способный расти и размножаться без вмешательства доктора Шпигельмана. Многие миллионы лет назад такой или подобный ему вирус мог возникнуть в первобытном океане из-за простой игры случая. Как и в опыте Шпигельмана, достаточно было бы одного вируса: дальнейшее вмешательство не было бы необходимостью. Армада вирусов заселила бы огромные пространства и вызвала "эволюционную ситуацию", тот процесс непрерывного развития и совершенствования, о котором упоминалось выше.

Некоторые ученые оспаривают эту точку зрения. По их мнению, в естественных условиях вирусы (как и молекулы ДНК) не способны размножаться. Американский ученый Коммонер ставит эту способность в прямую зависимость от наличия готового материала, уже развившейся живой клетки. Только после этого вирус сможет произвести потомство.

Совсем иной подход к развитию живого отстаивал в свое время шведский ученый Сванте Аррениус.

"Нам не остается ничего другого, как признать, что жизнь пришла на Землю из мирового пространства, то есть из прежде населенных миров, что она, подобно материи и энергии, вечна", - писал этот ученый несколько десятков лет тому назад.

Конечно, Сванте Аррениус отдавал себе отчет в том, что нельзя отождествлять материю и живую материю. По его мнению, "остается существенная разница, затрудняющая доказательство вечности жизни: мы не можем измерить ее различных форм, подобно материи и энергии. Жизнь может прекратиться внезапно, причем другой жизни из нее, видимо, не возникнет.

Бюффон защищал другое оригинальное мнение: неразрушимость "жизненных" атомов".

Тем самым Аррениус хотел подчеркнуть качественное отличие жизни, живой материи. Следующий тезис не позволяет усомниться в материалистических посылках, которые,

несомненно, служили отправной точкой его рассуждений. В книге "Представление о мироздании" он пишет: "Важное заключение, каким можно воспользоваться уже теперь, состоит в том, что все живые существа... родственны друг другу и что, если начинается на небесном теле жизнь, она должна происходить от самых низших известных нам форм, чтобы развиться с течением времени до высших. Белок должен при всяких обстоятельствах составлять материальную основу жизни, и мысль о существовании, например, живых организмов на Солнце должна быть отнесена к области фантазии".

Как же представлял Аррениус процесс "пришествия жизни" из других миров? Этому ученому удалось впервые преодолеть главное возражение против такого хода событий: он доказал, что мельчайшие зародыши и споры простейших организмов могут выталкиваться за пределы планетных систем световым давлением. Его расчеты сомнений не оставляли. Свет звезд, солнц действительно мог служить своеобразными рельсами и одновременно движителем, приводящим в действие вселенскую машину жизни.

Много лет спустя стали известны поразительные факты жизнестойкости спор, зародышей, половых клеток при температурах жидких газов и еще более низких. Современной наукой окончательно снят запрет "абсолютного нуля": межзвездный космический мороз не помеха распространению, рассеянию жизни под действием давления лучей света.

По странной иронии многие ученые легко допускают возможность жизни на звездах - ту возможность, которую Аррениус решительно относил к области фантазии. Так, в докладах на первой международной конференции по проблеме связи с внеземными цивилизациями, состоявшейся в 1971 году в Бюракане, упоминалось о "живых" или "почти живых" системах на основе элементарных частиц, о жизни на холодных звездах и Юпитере... Зато гипотеза Аррениуса о переносе спор в мировом пространстве, казавшаяся Аррениусу наиболее реалистическим выходом из затруднительного положения с возникновением живого, специалисты склонны были отнести к области вымысла, мечты. Вот выдержка из доклада американского ученого Сагана на Бюраканской конференции: "Мы закончили ряд вычислений, использовав теорию Ми, и получили следующий результат. Те микроорганизмы, которые выброшены давлением излучения из одной планетной системы в другую, получают дозу ультрафиолетовой и рентгеновской радиации, которая в тысячу или в десять тысяч раз больше средней летальной дозы для большинства устойчивых к облучению земных организмов. Организмы существенно большего размера не гибнут, но они не могут быть перенесены силой давления излучения".

Итак, конец стройной теории Аррениуса? Пора прибавить к ней нелестный эпитет "устаревшая"? Выслушаем Сагана: "Можно "изобрести" особые организмы, чтобы избежать подобных трудностей, но они не будут похожи ни на один из известных нам организмов. Таким образом, теория классической панспермии, очевидно, малоперспективна".

И все же ученый не спешит полностью отвергнуть старую гипотезу Сванте Аррениуса. Ведь не раз классические теории (а такой, несомненно, является и теория панспермии) словно возрождались, обретали новую силу и убедительность.

И это случалось нередко именно тогда, когда казалось, что они вот-вот должны рухнуть под бременем новых данных и фактов... Истина рождается в споре. Но спор о возможных .истоках жизни, судя по всему, еще продолжается.