Разношерстная... моя
Шрифт:
– А чего теряем?
– Ты пойдешь первым, – решил Борен. – Слезай. Я последним. Боярин, придется тебе с Предигом Лабуда тащить. Проводнику скажи: коль поможет, еще золота получит.
Лаз и впрямь оказался лазом: бесконечный крысиный ход, где нормальному мужику не развернуться. Боле всего намучались с Лабудом, ну да кое-как приноровились. Малявка – эта самая неведомая многоликая – дрыхла без задних ног. И на кой она запонадобилась? Они-то ожидали подлинное чудище встретить. Дасию та, что посылала их на это дело, все уши прожужжала, дескать, за опасной тварью охотиться идете. Мол, смотрите в оба. А оно вон как все обыденно. Правда, это не мешало смотреть в оба: малая-то сейчас простой младенец, а кто его знает, кем она в любой момент обернуться может? Дасий так понял, что заполучили они какого-то диковинного оборотня. А с этими тварями никто из
Наружу выползли где-то посередь леса. И тотчас, как могли, припустили вслед за подпрыгивающим в нетерпении Бокой. Первым поднял Лабуда на плечи Живул. Так и тащили погибшего товарища, сменяя друг друга. Оставлять его на съедение этим гадам и думать не могли: лучше уж сдохнуть, чем так опаскудиться. Отважно трусивший Бока вполне уверенно протискивался сквозь заросли. Вроде только-только казалось, будто сквозь них не продраться, как в разлапистых широколистых кустах обнаруживалась тропка. Сразу за ним пристроился проводник, сжимая в руках метательные ножи. Мужик тертый – уважительно признавал Борен – с виду малахольный, а пальцы в рот не клади. Своими ножичками птиц на взлете снимает – полюбовались на его такое баловство, было дело. И славного Боку приголубит – пусть только дернется. Но этот ненавистник вождя Уботы, похоже, предавал того от всей чистоты сердца. Аж горел, старательно вслушиваясь в тихий лесной гомон. Шипел на чужаков, когда иной из них мог шумнуть свыше безопасного. Однако по лесу прошли без помех, хотя и упрели, как черти. Еле ноги под конец волочили, благо, оборотенка так и спала на руках боярина, который нипочем не желал выпускать ее из рук
Подстерегли их на кромке леса, что обрывался, будто нарочно обрезанный, у самого песчаного берега. Бока вывалился из зарослей первым. За ним Предиг, да не успел углядеть, как ушлый людоед сразу же рухнул на песок. Клятый шип вонзился парню в щеку, но тот успел ответить – плевака с визгом вывалился из кустов. И задергался, ухватившись за торчавшую из груди стрелу. Предиг успел пару раз шагнуть и повалился навзничь. Да только вот голожопым это мало помогло. Мужики в трех оставленных на берегу лодках не дремали. Второй десяток тотчас принялся метать стрелы. Третий в полном снаряжении, прикрывшись щитами, двинулся к товарищам тесным строем. Высыпавшие на берег людоеды прыгали вдалеке козлами и орали, размахивая своим потешным оружием. Но ближе подобраться опасались: несколько самых смелых остались валяться темными корягами на белом песке. Убота метался средь своего воинства, отчаянно визжа и раздавая плюхи – бестолку. Никто не желал лезть под стрелы белых великанов. Куда делся Бока так и не поняли. Да и разбираться было недосуг. Коль сам со страху сдриснул, пусть на себя и пеняет, что останется без обещанной награды.
От берега отчалили дружно, держа луки наготове. На корабле Дасий первым делом велел доить козу. Но спящую оборотенку еле-еле растолкали. Снулая девчонка никак не желала раскрывать глазенок. А уж когда ей в ротик капнули первую каплю молока, разразилась диким воем, ровно ее травили чем едким. Затем принялась задыхаться. Да еще явственно рваться в сторону уплывающего за спину островка. Бились с ней, бились, да только хуже становилось. Посиневшая от истошного ора малышка подозрительно затихала, то и дело опасно клоня головку и закатывая глазки. Кто ее знает, может, и померла бы их добыча, да помог проводник. Гуфан, безмолвно наблюдавший за истязанием оборотенки, что-то нерешительно пробормотал.
– Говорит, он слыхал, будто эти оборотни не могут жить за пределами своего острова покуда не встанут на ноги, – озадаченно перевел Дасий своим. – И жрать, вроде, ничего не могут, кроме молока мамки. Да еще какой-то там особой волчицы. Дескать, есть тут на островах такие полосатые волки. Вот они-то оборотенок и кормят, коли мать сгинула.
– Так чего, выходит, обратно надо, – недовольно проскрипел Живул. – Вот же клятая земля! Никак не отпускает по добру.
– Вернуться не штука, – задумчиво молвил полусотник. – Штука продержаться, покуда девчонка на ноги не встанет.
– А чего? – зло хмыкнул кто-то из дружинников. – Высадимся, да перережем всех подчистую. Оно погано, да годик как-нибудь продержимся. А после уж и домой.
– Мне жена башку оторвет за такую отлучку, – невесело усмехнулся еще кто-то.
– Решаем, мужики, – закаменел лицом Борен. – Либо остаемся и вернемся с добычей, либо…
Возвращаться без добычи никто не хотел. Пусть и легло то решение
На берег моряки-гуфаны высадили иноземную дружину в пять без малого десятков воинов со всем их барахлом. Проводнику наобещали, дескать, коли будут к ним наведываться хотя бы раз в сотню дней, так получат втрое против того, что уже получили. Оно, конечно, гуфаны могли бы перебить иноземцев и забрать все сразу. Да только вот, здраво оценив этих суровых воинов с далекого севера, ни один не решился на них лезть – жизнь дороже. Проводник поклялся являться на остров, как уговорено. Ему, мол, и самому интересно: чем у северян тут все окончится? А уж плата больно щедра, чтоб ею разбрасываться – услуга-то, по сути, необременительная. С тем и расстались.
Навьючившись барахлом, дружинники поспешили скорей убраться с опустевшего пляжа под защиту леса. И, первым делом, сразу же наткнулись на Боку. Предприимчивый людоед преспокойно сидел на поваленном дереве – будто знал, что гости вернутся – и скалил заточенные зубы.
– Ты ведал, что она вне острова не выживет? – сухо осведомился Дасий, весьма толково разъясняя свои слова руками.
Бока понял и радостно закивал. Тут многоопытный да здорово ученый боярин на пальцах показал, дескать, надо бы им где-то поселиться. Людоед в ответ полюбопытствовал: не хотят ли белые великаны прикончить Уботу? Да с ним еще кой-кого, дабы не мешали похитителям преспокойно растить свою добычу до назначенного срока. Остальных, де, Бока самолично приберет к рукам, чтоб не мешались под ногами великанов. А уж тем он станет помогать во всем.
– Понятно, станет, – едко подтвердил Борен. – Покуда на зуб не вздумает попробовать.
– О том после заботиться станем, – резонно заметил Дасий. – Будет дело, станем делать. А пока нам для себя землицу эту подрасчистить надобно. Сколь бы долгого покоя не добудем, да все нам на пользу. А там уж посмотрим. Баб-то нам подгонишь? – на пальцах показал он. – Чтоб совсем со скуки не помереть.
Бока еще радостней закивал. И даже широко развел руками, наобещав целую кучу баб. Дружинники заржали и чуток приободрились. Оно и верно: были бы девки, а с остальным справимся. Тут в разгар их веселья на коленях присевшего рядом с людоедом Дасия заелозила малышка. Никто и понять-то ничего не успел, как ее заволокла плотная дымка. Бока отскочил от соседа, как шпаренный. Заорал, размахался тощими ручонками, таращась на оборотенку. А вместо той на коленях Дасия уже ворохался диковинный щенок не понять, какой породы. Боярин его чуть не отшвырнул, да вовремя опомнился. А вскоре уж и поглаживал ноющую зверушку, силясь ее успокоить. Кутенок же ловил его пальцы и пытался пристроить в пасть, отчаянно чмокая.
– Жрать хочет, – подсказал какой-то опытный отец семейства. – Слышь, боярин, ты б поспрошал у голожопого: где тут эти их волчицы водятся?
Тот вздохнул и приготовился к долгому разговору на пальцах. Но Бока и сам сообразил, чего от него требуется. Приложил к башке руки, изобразив высокие уши, и зарычал. Потом замахал рукой вглубь леса, дескать, нужная им кормилица где-то там. Мужики разобрали барахло. И вяло поругиваясь на паршивый жаркий влажный лес, двинули за ним по еле заметной тропе. Мечи наготове, луки начеку, воинское чутье настороже. Дасий, прижав к себе ноющего кутенка, шагал в середке строя и безотчетно колыхал малявку. Оно, конечно, оборотень, да ведь дитё. А в человечьем облике так и вовсе обычное: милое да беззащитное. Он топал, увязая в вековой гниющей мокрой подложке, и размышлял о том, что, собственно, они нынче содеяли? Из головы все не выходило тело молодой женщины. И чем дальше, тем поганей становилось на душе молодого боярина. Чуял: накажут его боги за этакое святотатство. Как есть, накажут. И поделом.