Разоблачение
Шрифт:
— Я прав, Стронг?
Молодой человек кивнул, расправляя плечи.
— Сэр, — сдавленно произнес он с выражением лица новобранца и, сняв ранец, принялся возиться с замками. Прежде чем Эш успел предложить ему передохнуть с дорога, Стронг протянул ему толстую пачку бумаг с таким видом, словно от написанного в них зависел исход мировой войны. — Сэр, — рявкнул он, — ваши отчеты, сэр.
— Мои отчеты? — Эш почувствовал покалывание на кончиках пальцев. — Это мои отчеты?
Вероятно, фраза прозвучала несколько грубо, поскольку Стронг вжал голову в плечи и продолжал:
— Запрашиваемый вами отчет о тенденциях в развитии известного
— Да. — Эша внезапно озарило. — Вы сами составили алфавитный перечень?
Это объясняло и перепачканный чернилами указательный палец, и затравленный взгляд мистера Стронга. Эш усмехнулся:
— И вы включили латинский перевод?
— Латинский перевод? — Глаза его стали круглыми от ужаса. — Джеффрис не упоминал о… Ох! — Стронг спохватился и закрыл рот.
На Эша никогда не работали глупцы. Легковерные гении, да уж…
Стронг опять довольно громко сглотнул.
— Скажите, сэр, что вы просили представить список всех приглашений, полученный братьями Далримпл за последние два месяца, с описанием ближайших гостиниц и расчетом кратчайшего пути от Лондона на дилижансе.
— Это, — сказал Эш, — было весьма ценным дополнением. Мне необходимо переговорить с Джеффрисом. Обычно он не столь… не столь агрессивен по отношению к новым работникам. Проходите. Поговорим в кабинете. — Он указал на дверь справа — бывшая малая гостиная, переоборудованная им под свои нужды.
Когда Эш встал, молодой человек посмотрел на него и вздохнул:
— Сэр, здорово они меня одурачили? Что я сделал лишнее?
— Весь отчет.
Если бы тишина могла кричать… Листы скрипнули, когда Стронг сжал их пальцами.
Эш пожал плечами:
— Я ненавижу списки. Ненавижу письменные отчеты. Если бы мне нужна была сухая писанина и пустая трата бумаги, я всем бы велел отправлять отчеты с курьерами, невзирая на расходы на то, что мои люди колесят по всей Англии. Но я не такой. Последнее, чем я хотел бы заниматься, — это сидеть целыми днями в кабинете, прочитывая горы писем, прежде чем доберусь до сути. Я предпочитаю выслушивать устные отчеты, чтобы была возможность задать вопрос в случае необходимости, а не перегружать себя ненужной информацией.
— Так они… — Стронг повертел в руках кепку. — Все потому, что они…
— Хотят вас выжить? — Эш покачал головой. — Джеффрис поиздевался больше надо мной, чем над вами. Он отлично знает, как я ненавижу бумаги. — Хотя не совсем. Даже его личный помощник не знал, насколько велика эта ненависть.
— Что ж, это объясняет содержание первого послания, что мне было велено передать. Мистер Джеффрис отправил по вашему требованию несколько материалов по сельскохозяйственным вопросам, которые, по его словам, затрагивают столь обширные темы, которые не осветить в двух или трех предложениях. Он просил сказать вам, что… что… — Стронг запнулся и отвел взгляд.
— Чтобы я отстал от него с этим. — Эш закрыл за собой дверь. — Я понимаю, вы не это хотели сказать.
— Он просил вас все же их прочитать. По-видимому, он… э-э… он ценит ваше мнение.
Эш горько усмехнулся, понимая, насколько противоположны чувства Джеффриса.
— Что ж, вашим первым заданием будет, как только вернетесь в
Эш оглядел импровизированный рабочий стол, устроенный им в покоях. Прошлым вечером он оставил на нем полный порядок, стопки бумаг лежали там, где должны быть, — не так уж много бумаги он использовал.
Сейчас на дубовой поверхности стола лежал сложенный вдвое лист, прижатый тяжелой глиняной чашкой. «Знакомая чашка», — подумал Тернер, повертев ее в руках. До него долетел слабый аромат меда и мускатного ореха. Усталость мгновенно растворилась в тумане предчувствий.
— Минутку, — сказал Эш.
Он ощутил легкое покалывание кончиков пальцев — отголосок того чувства, что охватило его ночью, когда он застал Маргарет в оранжерее, одетую лишь в ночную рубашку и тонкий халат. Распущенные волосы волнами ложились на плечи, и он едва удержался, чтобы не прикоснуться к ним. Она была похожа на видение из его самых чувственных сновидений. Даже сейчас Эш мечтал вновь оказаться ночью в оранжерее, чтобы продолжить прерванный разговор, а затем не упустить возможность дать волю своим желаниям. Его волновало одно лишь воспоминание о том, как сияла ее кожа в мягком лунном свете.
Однако прошлой ночью он получил нечто большее, чем примитивное животное удовлетворение. Ночь не только представила ему соблазнительные изгибы ее тела, но и заставила наконец Маргарет выскользнуть из-под маски чопорного презрения, направленного на него все эти дни. В их позднем разговоре было что-то подлинное — то, что позволило ей переступить ей же самой установленные границы. Когда стены пали, возможно многое. Многое может произойти. Эш ощущал себя стоящим на краю высокого обрыва, готовящимся к прыжку. Буквально через мгновение он узнает, поможет ли ветер, дувший ему в спину, взлететь или рухнуть вниз.
Он взял лист бумаги. Вот опять у него в руках письменное сообщение. Все же это не сухой деловой отчет. Вряд ли стоит просить Стронга прочитать его вслух.
Эш представил, как Маргарет крадучись пробирается сюда перед рассветом. Склоняется над столом, здесь, над самой чернильницей. Заманчиво, даже соблазнительно — мягкая ткань платья обтягивает ее округлые ягодицы, волнующие изгибы женского тела, они будто созданы для того, чтобы прикоснуться к ним ладонями. Но как же она проникла в запертую комнату? Ах да. Универсальный ключ. Тот, которым она могла открыть дверь его спальни. Бесшумно войти, не сказав ни слова, прижаться к нему, давая возможность ощутить те самые соблазнительные изгибы торсом, бедром… Черт. Если бы такие видения возникли у него вчера, он точно не смог бы заснуть. Даже не сомкнул бы глаз.
Однако сейчас не время для фантазий — не под пристальным взглядом Стронга, не тогда, когда речь идет о более значимых — хотя и менее приятных — вещах. Эш осторожно развернул листок. Лишь два коротких слова и подпись. Эш глубоко вздохнул — как глупо нервничать, стараясь при этом скрыть свою глупость, — и прочитал.
Два слова. Он медленно прочитал их. «Простите. Меня». Затем еще раз пробежал глазами, убеждаясь, что смысл остался прежним: Простите меня. Вполне невинная записка, попади она в чужие руки. Под извинением выведена буква «М» с закрученной вверх петелькой.