Разоблаченная Изида. Том I

Блаватская Елена Петровна

«Я вспоминаю», – рассказывает этот писатель, – «что в 1557 году один злементальный демон из тех, кого называют громовыми, упал вместе с молнией и попал в дом сапожника Пудо, и сразу начал бросать камни по всей комнате. Мы подобрали этих камней так много, что хозяйка дома наполнила ими целый сундук после того, как тщательно закрыла все двери и окна и заперла самый сундук. Но это ничуть не помешало демону доставлять в комнату другие камни, никому, при этом, не причиняя вреда. Латоми, который был тогда четверть-президентом, [283] пришел убедиться, в чем дело. Как только он вошел, дух сразу сбил ему шапку с головы и обратил его в бегство. Так продолжалось более шести дней, пока Жан Могнес, советник президиума, не пришел за мною, чтобы я посмотрел на это непонятное явление. Когда я вошел в этот дом, кто-то советовал хозяину помолиться Богу

всем сердцем и ходить по комнате, крутя над головой обнаженной саблей. Он это проделал. На следующий день его хозяйка сказала нам, что с того момента, как он это проделал, они больше не слышали ни малейшего шума в доме; но в течение предыдущих семи дней у них не было ни минуты покоя».

283

Членом городской управы.

Книги о колдовстве средних веков полны таких повествований. Очень редкий и интересный труд Гланвила под заглавием «Триумф саддукейства» может сравниться с трудом вышеупомянутого Бодина, как один из самых лучших. Но теперь мы должны предоставить место некоторым повествованиям более древних философов, которые в одно время и описывают, и объясняют.

По части чудес в первом ряду стоит Прокл. Его перечень фактов, большинство которых он подкрепляет ссылками на свидетелей, иногда – известных философов – потрясающий. Он зарегистрировал многие случаи своего времени, когда обнаруживалось, что умершие в своих гробницах меняли свое лежачее положение на сидячее или стоячее, что он приписывает тому, что они – лярвы, и о чем, говорит он, было сказано у Аристия, Эпименида и Гермодора в древности. Он приводит пять таких случаев из истории Клеарха, ученика Аристотеля. 1. Клеонима афинянина. 2. Поликрита, прославившемуся среди эллинов. Историк Номахий повествует, что Поликрит умер, и на девятый день после смерти вернулся. «Хайро Ефесский и другие историки», – говорит Тэйлор, его переводчик, – «свидетельствуют истинность этого факта». 3. В Никополисе то же самое произошло с неким Эуринусом. Последний ожил на пятнадцатый день после своих похорон и жил еще некоторое время, ведя примерную жизнь. 4. Руфус, священнослужитель из Фессалоники, возобновил свою жизнь на третий день после смерти для того, чтобы совершить некие священные церемонии по обещанию; выполнив это, он умер вторично и больше уже не оживал. 5. Случай с некоей Филонеей, которая жила при царствовании Филиппа. Она была дочерью Демострата и Харито из Амфиполоса. Будучи против воли выдана замуж за некоего Кротера, она вскоре умерла. Но на шестом месяце после ее смерти ожила, как говорит Прокл, «из-за своей любви к юноше по имени Махатес, который приехал к ее отцу Демострату из Пелла». Она посещала его много ночей подряд, но когда это в конце концов открылось, она, или скорее тот вампир, который ее представлял, умерла от бешенства гнева. До этого она заявила, что она действовала таким образом по воле земных демонов. Ее мертвое тело после этой второй смерти, лежащее в доме ее отца, видели все жители города. При вскрытии подземелья ее гробницы, она оказалась пустой, в чем убедились ее родственники, которые, сомневаясь в подлинности, пришли удостовериться. Это повествование подтверждено «Письмами Гипарха», а также «Письмами Ариедуса к Филиппу». [284]

284

Этот ужасный случай удостоверен префектом города, и проконсул этой провинции донес об этом императору. Это повествование вкратце изложено миссис Катериной Кроу (см. «Ночная сторона природы», с. 355).

Говорит Прокл:

«Многие из древних собрали исторические данные о тех, кто казались умершими и затем оживали. Среди таких был и натурфилософ Демокрит. В своих писаниях, касающихся Гадеса, он подтверждает, что (речь шла об отдельном случае] смерть не выразилась в полном уходе жизни из тела, но прекращение жизни было вызвано каким-либо ударом или раною; но связи с душой все еще оставались закрепленными где-то в глубине, и сердце сохранило в глубинах своих искру жизни; и раз эта искра осталась, то она, приспособившись, снова восстановила погасшую было жизнь»

И далее он опять говорит:

«Пусть душа может покинуть тело и снова в него возвращаться, видно по деяниям того лица, которое, по словам Клеарха, пользовалось духо-притягивающцм жезлом над спящим мальчиком, и которое убедило Аристотеля, как сообщает об этом Клеарх в своем «Трактате о сне», что душу можно отделить от тела, и что она входит в тело и пользуется им, как жилищем. Ибо, ударив этого мальчика жезлом, он извлек из него душу и отвел ее на некоторое расстояние, чтобы продемонстрировать перед присутствующими, что тело мальчика в это время становится бездвижным, хотя оно не повреждено; затем он опять, пользуясь жезлом, привел душу обратно в тело мальчика, и тот рассказал подробности. Из этого опыта и Аристотель, и другие зрители убедились в существовании души отдельно от тела».

Можно считать нелепым, абсурдным, такое частое напоминание колдовства при полном сиянии девятнадцатого века. Но сам век уже состарился; он постепенно приближается

к роковом у концу и, кажется, впадает в старческое слабоумие; он не только отказывается припомнить, с какой достоверностью и изобилием факты колдовства были установлены, но и отказывается признать то, что совершалось на его глазах по всему миру в течение последних тридцати лет. После промежутка времени в несколько тысяч лет мы можем сомневаться в магических способностях фессалонийских священнослужителей в «колдовстве», упоминаемых Плинием [56, XXX, 1]; мы можем с недоверием отнестись к сообщению Свайдаса, которое повествует о полете Медеи по воздуху и таким образом забыть, что магия являлась высочайшей областью знания натурфилософии; но как можем мы отделаться от частых случаев точно таких же путешествий «по воздуху», когда они происходят перед нашими собственными глазами и подтверждаются свидетельскими показаниями сотен лиц, находящихся, по-видимому, в здравом уме? Если бы всеобщность распространения могла бы служить доказательством какому-либо верованию, то мало нашлось бы фактов, которые лучше установлены, нем колдовство.

«Каждый народ, от самого грубого до наиболее утонченного, а мы еще могли бы добавить – во все века, верил в сверхъестественные силы, которые мы подразумеваем под этим термином», – говорит Томас Райт, автор книги «Колдовство и магия», скептический член Национального Института Франции. – «Эта вера была обоснована на не менее широко распространенном веровании, что, кроме собственного видимого существования, мы живем в невидимом мире духовных существ, которые часто направляют наши действия и даже мысли, и которые обладают в какой-то степени властью над элементами и ходом органической жизни».

Далее, удивляясь тому, как эта таинственная наука процветала повсюду, он отмечает несколько знаменитых школ магии в различных частях Европы и объясняет это поседевшее от времени верование; также он указывает на разницу между колдовством и магией в следующих словах:

«Маг отличается от колдуна тем, что, в то время как последний является невежественным инструментом в руках демонов, первый стал их хозяином при могущественном посредничестве науки, которая доступна только немногим, и которой эти существа не в состоянии противиться» [97, т. III].

Это определение, установленное и известное науке времен Моисея, автор выдает, как полученное им «из самых достоверных источников».

Если от этого маловера мы обратимся к авторитету адепта той таинственной науки, к анонимному автору «Искусства магии», мы найдем у следующее указание:

«Читатель может задать вопрос, в чем заключается различие между медиумом и магом?.. Медиум есть человек, через астральный дух которого могут проявляться другие духи, извещающие о своем присутствии различными феноменами. Каковы бы ни были эти явления, медиум только пассивное орудие в их руках. Он не может приказать им ни явиться, ни удалиться; не может заставить их совершить какое-либо специальное задание, и не может направлять их действие. Маг же, наоборот, может созывать и распускать духов по своей воле. Он может совершить большие чудеса силою своего собственного духа; он может вызывать и принуждать духовные существа, которые ниже его самого, оказывать ему помощь и совершать преобразования как в одушевленных, так и в неодушевленных телах» [278, с. 159, 160].

Этот ученый автор забыл указать на заметное различие в медиумизме; с которым он, должно быть, очень хорошо знаком. Физические феномены являются результатами манипуляций с силами через физическую систему медиума со стороны невидимых разумов какого-то ни было класса. Одним словом, физический медиумизм зависит от своеобразий организации физической системы; духовный медиумизм, который сопровождается проявлениями субъективных, интеллектуальных феноменов, зависит от своеобразия духовной природы медиума. Подобно тому, как горшечник из одной глыбы глины делает сосуд для нечистот, а из другой глыбы – сосуд благородного употребления, так и между физическими медиумами пластический астральный дух одного может быть подготовлен для определенной категории объективных феноменов, и астрал другого человека – для другого рода явлений. Если такой медиумизм образовался, то, очевидно, трудно изменить его фазу точно так же, как трудно применить выкованный для специальной цели стальной стержень для других целей. Как правило, медиумы, развившиеся в направлении какого-либо одного класса явлений, редко переходят в другой, но повторяют одни и те же феномены до бесконечности.

Психография или непосредственное записывание посланий и сообщений духами требует участия обоих форм медиумизма. Само писание есть объективный физический факт, тогда как содержащиеся в нем мысли могут быть самого возвышенного свойства. Последнее всецело зависит от нравственного состояния медиума. Вовсе не требуется, чтобы он был образованным и писал философские трактаты, достойные Аристотеля, или был бы поэтом и писал стихи, которые делали бы честь Байрону или Ламартину; но от него требуется, чтобы его душа была настолько чиста, чтобы могла служить каналом для духов, которые способны на выражение таких возвышенных мыслей.