Разорванное небо
Шрифт:
Чехол соскользнул дальше вниз, и когда новые облака пыли осели, перед изумленным Казаком предстал фюзеляж «Фокке-Вульфа-190». Этот самолет явно бывал в боях – на борту виднелось несколько заплат на местах бывших пробоин, краска вокруг торчащих из обтекателя двигателя стволов пушек и пулеметов явно обгорела, и на металле лежал слой пороховой копоти. Обшивка самолета даже на первый взгляд казалась обветшалой, плексиглас кабины пожелтел и потрескался, но в общем «фокке-вульф» сохранился довольно прилично.
– Этот аэродром построили немцы, – пояснил подошедший сзади Малошан. – Как
Казак кивнул, хотя не имел никакого понятия об упомянутом подпоручиком десанте.
– Но большой роли эта база сыграть не успела, – продолжал тот. – При Тито здесь собирались скрывать авиацию Народной Армии в случае ядерного конфликта, кое-что подновили, и сейчас у нас есть возможность с грехом пополам принимать современные самолеты. Ну а этот экспонат военным не мешал, было даже интересно, что он тут стоит, местных же умельцев сюда пока что не пускали. Давайте накроем его обратно, товарищ Казак, пусть стоит и дальше!
Казак молча кивнул, и они вместе вернули ветхий брезент на прежнее место, вновь подняв маленькую пыльную бурю.
Комната, в которой летчикам было предложено переодеться, тоже носила неизгладимый отпечаток своих первых хозяев – офицерская форма без знаков различия бывшей Югославии была повешена, как на плечики, на крылья украшавшего стену немецкого орла. Правда, кто-то позаботился выковырять из его когтей свастику, и теперь орел напоминал почему-то престарелого попугая на обруче. Впрочем, обращать на это особого внимания никто не стал: сказывалась и усталость от полета, и не прошедшее еще напряжение после трудной посадки.
– Ну, маскировка так маскировка! – не выдержал наконец Казак. – Ты, Дед, шел так уверенно, будто знал про нее, а я все время думал, что нас подставили!
Дед привычным жестом почесал подбородок через скрывавшую его бороду и хрипловато ответил:
– Да это-то как раз было ясно. Как же без маскировки? Во Вьетнаме, например, мы делали так: ночью янки налетят, бомбы побросают куда попало, а мы шурикам сразу команду.
– Кому? – не понял Корсар.
– Вьетнамцев у нас так называли, «шурики». Так вот, мы им сразу команду даем. Они из песка на бетоне круги выложат, по краям камешков мелких, а когда воды хватает, еще и лужу в середине нальют. Американцы днем «фантом»-разведчик пришлют, мы не поднимаемся, а он фотографии привозит – дескать, все, конец полосе. Они второй налет уже и не делают – наоборот, прокладывают через нас маршрут штурмовой группы, тут-то мы их с шуриками и перехватываем.
– А что, там не только наши воевали? – удивился Казак. – Я слышал, вьетнамцы вообще летать не умеют!
– Мало ли кто что слышал. Нормальные ребята. Мы на МИГ-21 летали, а у них все больше «семнадцатые» были. И пришлось такое разделение труда устроить: «двадцать первые» американцев с высоты оттесняют, а у земли уж их встречают
– А вообще-то американцы – сильные летчики? – поинтересовался Хомяк, уже переодевшийся в мундир, едва сходящийся на животе.
– Кого встретишь. Я, например, во Вьетнам попал как раз в тот момент, когда они чохом заменили свой состав, и вместо обычных пилотов посадили на свои самолеты специально подготовленных. Ну, те, конечно, были асы, какие сейчас – не знаю. Если я правильно понимаю, им еще здесь в воздухе никто не противодействовал?
– Не совсем так, – заметил Корсар. – У Сербской Босны было несколько МИГ-23, против хорватов они держались вполне пристойно, и даже с американцами раза два-три повоевали. Короче, тогда сербские машины были сбиты все, а у штатников – вопрос. Сами они признали одну потерю, сербы говорят о пяти сбитых машинах – словом, как всегда. Поди проверь летчика – сбил он или не сбил, особенно если сам сидишь в разбитом самолете.
– Да уж, поди проверь! – неожиданно взорвался Дед. – А на слово поверить у нас никак нельзя! Когда по три захода на один и тот же самолет, уже горящий, идешь, так ура и да здравствует – как же, фотокинопулемет подтверждает три сбитых… Герой, мать его, и орден ему, и звание! А когда… – голос Деда осекся, и продолжил он уже совсем другим тоном: – Извините, ребята. У кого что болит, ну и так далее.
– Ничего-ничего, все нормально, – Корсар сказал это так, что было ясно: на самом деле тирада Деда ему нормальной отнюдь не показалась, но человек сам понял, что не прав, и добавить к этому было нечего. Без большой надобности он поправил повязку на глазу и предложил: – Ну что, пойдем к хозяевам? А то, небось, заждались уже, а?
От раздевалки на улицу вел очень скудно освещенный коридор – электричество здесь экономили всерьез, – и в конце его оказалась тяжелая железная дверь с винтовым запором. Казак вспомнил слова подпоручика о подготовке подземелья к ядерной войне и не стал удивляться.
Яркий день за открывшейся дверью сразу же поглотил тусклый свет лампочек в коридоре. Летчики сделали несколько шагов по узкой тропинке, посыпанной гравием, и остановились, разглядывая окрестности, которые совсем недавно видели сверху. Но тогда им было не до восхищения пейзажем…
– Красиво-то как, а?! – не сдержался Корсар.
– Бывал я на Кавказе, бывал и в Карпатах, но тут что-то особенное… Может, деревья не те растут?
– Деревья-то те, а вот небо вроде другое, посветлее, что ли? – предположил Дед, и Хомяк с интонациями замполита, проводящего плановую беседу, подхватил его мысль:
– Небо тут и вправду другое. Не наше, черное какое-то… – но, заметив недоумение товарищей, запнулся и дальше продолжил своим обычным тоном: – А куда нам, собственно, сейчас идти? Где наши ангелы-хранители?