Разорванный круг
Шрифт:
— Боже милосердный!
— Что такое?
— Октагон?
— Да. Мы уже частично вскрыли его.
— Я считала, что его не существует.
— Но ты знала о нем?
У нее начинается новый приступ кашля. Я наклоняюсь вперед и стучу ее по спине. Лишь через несколько минут ее дыхание выравнивается.
— Как ты? — спрашиваю я. — Вызвать врача? Хочешь, я уйду?
— Расскажи про октагон.
— Мне известно совсем мало. Никогда раньше не слышал об октагоне на территории монастыря Вэрне.
— В норвежских источниках об этом, вероятно, ничего
Выходит, в свое время я пропустил важную лекцию. Я спрашиваю:
— Как ты думаешь, профессор Ллилеворт знал об октагоне?
— Похоже на то. — Она произносит это лукаво и даже кокетливо.
— Почему он ничего не сказал? Почему скрыл от нас?
— Это вряд ли было тайной. Или ты спрашивал?
— Он говорил, что мы ищем круглый замок. И ни слова об октагоне.
Она устало кивает, как будто разговор ей надоел. Складывает руки.
— А что профессор Арнтцен?
Я смотрю в сторону.
— Малыш Бьорн?
— Я этого с ним не обсуждал.
— Почему?
— Он один из них.
— Один — из — них? — Она явно сомневается.
Я смеюсь, потому что понимаю абсурдность собственного заявления, и осторожно кладу ладонь на ее руку:
— Я сам все слышал!
— Профессор Арнтцен и профессор Грэм Ллилеворт! Грабители могил? Обыкновенные грабители могил? — Она закрывает глаза с мечтательной улыбкой.
— Чему ты улыбаешься?
— Это самая удивительная часть твоей истории.
— Почему?
— Твой отец и Грэм учились в Оксфорде. В семидесятые годы. Вместе со мной. Грэм и Биргер были закадычными друзьями.
Я откидываюсь на спинку дивана. За окном на провод села ласточка. Сидит, раскачивается. Потом улетает.
— Разве тебе об этом не рассказывал Трюгве Арнтцен? — спрашивает Грета. — Или Ллилеворт?
— Вероятно, забыли. Я помню, что папа учился в Оксфорде. Но не знал, что в одно время с Ллилевортом.
— Именно твой отец познакомил Грэма Ллилеворта и Трюгве Арнтцена.
— Значит, папа и Ллилеворт учились вместе?
— Они вместе написали довольно интересную книгу.
Я замер.
— Она у тебя есть?
Грета показывает на стеллаж.
Я медленно поднимаюсь, подхожу к полкам и провожу пальцем по корешкам книг.
— Третья полка, — подсказывает она. — Рядом с атласом. Черный корешок.
Я вынимаю книгу. Толстенная. Бумага пожелтела и стала ломкой.
На обложке по-английски написано: «Сравнительный социально-археологический анализ интерконтинентальных сокровищ и мифов. Биргер Белтэ, Чарльз де Витт и Грэм Ллилеворт. Оксфордский университет, 1973».
— О чем здесь речь?
— О том, что некоторые клады, обнаруженные археологами, были довольно точно описаны в древних религиозных мифах.
Интересно, почему мне никогда не показывали этого исследования. Ведь после смерти отца в доме должно было остаться хотя бы несколько экземпляров.
Я листаю книгу. На второй странице вижу посвящение, которое залито черной тушью. Подношу
Я с изумлением смотрю на Грету. Она подмигивает мне в ответ.
На странице 54 я читаю раздел о находке свитков Мертвого моря в Кумране. А на странице 466 — это не какая-нибудь брошюра, а огромный научный труд — я обнаруживаю объемную сноску, в которой проводятся параллели между сокровищем Хона, найденным в Верхнем Эйкере в 1834 году, и артефактами из захоронения Аджиа Фотиа на Крите. Ищу в указателе монастырь Вэрне, но там его нет. И вдруг замечаю ссылку: «Варна. С, 296–301».
Глава называется «Октагон Варна: Миф о Ларце Святых Тайн».
Пока я листаю страницы, из книги выпадает закладка. Это визитная карточка. Старомодная, респектабельная. «Чарльз де Витт. Лондонское географическое общество».Машинально засовываю визитку в карман и продолжаю просматривать главу.
Я всегда читал быстро. И в течение нескольких минут я успеваю пробежать глазами текст, пересказывающий легенду о восьмигранном храме — октагоне, который орден иоаннитов построил специально для сохранения одной реликвии. Если я правильно понял, она представляла собой божественное послание, созданное то ли еще при жизни Христа, то ли в эпоху Крестовых походов. Все это очень непросто, — возможно, я что-то перепутал. Я слишком торопился.
— Можно взять ее на некоторое время? — спрашиваю я, держа книгу в руке. — Я хочу прочитать внимательно.
— Да-да, — поспешно соглашается Грета. Как будто рада избавиться от книги.
— Расскажи все, что знаешь, — прошу я.
Грета умиротворенно подмигивает и откашливается. Дрожащим голосом она начинает рассказ о крестоносце, который передал некую реликвию ордену иоаннитов в Иерусалиме в 1186 году. Эта реликвия позже получила название Ларец Святых Тайн. Иоанниты получили от папы Клеменса III приказ не только охранять ларец, но и спрятать его от разбойников, крестоносцев и рыцарей, от епископов, пап и королевских особ. Когда на следующий год Саладин занял Иерусалим, а иоанниты бежали, то следы ларца затерялись. У искателей приключений и охотников за счастьем, пытавшихся разыскать сокровище, была только одна зацепка: Святой Ларец спрятан в октагоне.
— В монастыре Вэрне? — спрашиваю я язвительно.
Она сидит откинувшись и наблюдает за мной. На лице выражение превосходства.
— А почему бы и не в монастыре?
Я не могу удержаться от смеха. Она хлопает меня по коленке:
— Малыш Бьорн, я знаю, о чем ты думаешь. Ты всегда был нетерпеливым, недоверчивым, скорым на выводы. Чему я учила тебя в университете? Разве я тебя не учила совмещать скепсис с фантазией? Понимание с удивлением? Сомнение с доверчивостью? Надо вслушиваться в мифы, легенды, сказки, предания. Не потому, что они и есть истина, Малыш Бьорн. А потому, что они сложились на основе какой-то другой, более древней истины.