Разрешаю себя ненавидеть

Колесникова Юлия Анатольевна

Развернувшись он резко зашел к себе в комнату, и от того как Ирвинг хлопнул дверью у меня еще долго болела голова. Я так и осталась стоять в коридоре не понимая, что он имел ввиду.

Смысл его слов раскрылся для меня на следующий день, когда в школе меня перехватила Вокс. Она хотела знать все-все-все о поездке, а особенно о Стэнли. Так ли он красив как на фото, мил ли, приятный ли человек, и самое главное будем ли мы продолжать знакомство. Я после мучительной ночи, наполненной кошмарами, в которых Ирвинг все время хлопал дверью и уходил, едва ли смогла улыбнуться на ее слова.

Был полдень,

мы уселись на лавочки во время ленча на улице, и наслаждались тем, как в воздухе начинает пахнуть приближением весны. Я подставила закрытые глаза прохладному зимнему солнцу, и тяжело вздохнула, прежде чем все объяснить Вокс, о Стэнли.

— Он просто знакомый, который на пару дней стал моим кавалером. С ним приятно проводить время, он не говорит что я психанутая, потому что люблю проводить время, поднимаясь по стенке, потому что и сам этим занимается. К тому же танцует он прилично, любит шутить. Но он из тех парней, кто подарит тебе всего пару дней своего внимания. Случайный знакомый если хочешь.

— Ты об этом так скучно рассказываешь, как пастор Майклз на вечерней службе — спать хочется. А вот фотки на блоге Рашель говорят о страстных отношениях.

— Я еще их не видела. Насколько страстных? — переспросила я, и Вокс подергала бровями, а ее взгляд стал заговорщицким.

— Очень страстных отношениях. — заверила она меня, и теперь я начала догадываться, почему Ирвинг был так зол. Но что ему с этого, ведь мы не вместе, и то, что он просил дать ему время, ничего не решало.

Решительно тряхнув головой, чтобы отогнать от себя воспоминания вчерашнего разговора, я будничным тоном спросила:

— А что у нас нового произошло?

Лицо Вокс тут же напряглось, словно она пыталась вспомнить.

— Да ничего такого… хотя, — тут же она радостно засветилась. — Была тут трагическая концовка истории любви. Ирвинг расстался с Кейт, она уже с пятницы ходит в трауре из-за этого. Встретит его и начинает рыдать. Не могу сказать, что мне ее не жалко, но ведет она себя так, словно ее у алтаря кинули. А я считаю, что она сама виновата. Все время терзала его ревностью, даже при нас громко в голос начинала истерить, что у него есть другая, и она это чувствует.

Я напряглась, услышав это. В мои мысли начал прокрадатся страх. А что если он бросил ее ради меня, ждал моего возвращения, а по моему возвращению он узнает, что я была с другим? Нет, не может быть, чтобы он, наконец, решился, и я все испортила. Мое сердце забилось быстрее, начало тошнить, и я тут же отложила в сторону еду, предчувствуя самое плохое.

— А когда это началось? — спросила я, затаив дыхание. Если в ту неделю, как я рассталась с ним и Лукасом, это могло значить одно — что Ирвинг, наконец, был готов, чтобы начать встречаться со мной.

— В ту неделю, когда ты сидела дома, — подумав минуту-другую добавила она, — Кейт вела себя как истеричка, а Ирвинг просто отмалчивался на ее слова. Это нужно было видеть.

— А кого Кейт считала его тайной девушкой?

— Не знаю, думаю, она тоже.

Ревность и злость Ирвинга на меня начала проясняться. И от этого мне не стало легче. Но я поняла, что нужно с ним поговорить.

— И вообще, — сказала Вокс, не замечая, как я застыла. — Ему явно лучше было одному. Он стал таким веселым. Не те его улыбки, что

он специально дарил всем, а настоящие. Ты бы поняла, что я имею ввиду, если бы увидела.

Начал улыбаться, повторила я про себя. Мои мысли были очень далеко, я вернулась в ту пятницу, и снова оценила настойчивость Ирвинга, но я так и не дала ему шанса, что-либо сказать мне. Наверное, потому он так легко принимал разрыв. Он был ему нужен, чтобы решиться, наконец, на шаг ко мне, но шаг настоящий, а не на то, что было между нами до того.

— А еще, — теперь Вокс склонилась ко мне, и начал говорить почти шепотом, — я знаю, вы друг друга терпеть не можете, но когда тебя не было, Лукас тут ерундой страдал. Так вот, Ирвинг культурно так попросил его заткнуться, и сказал, что если Лукас еще раз скажет про тебя что-то плохое, то вырвет ему язык.

Я как могла, постаралась скрыть горькую улыбку, но это было хоть каким-то утешением. Я все еще нравилась ему, он не мог это преодолеть так быстро. Пока что я могла надеяться, что мы еще можем все вернуть назад. Или начать что-то новое, но мне было необходимо прощение Ирвинга. Ясно было то, что мне в любом случае нужно поговорить с Ирвингом. Нельзя, чтобы все происходило именно так.

Вокс вспомнила еще несколько новостей, но они мене не интересовали, ведь там не упоминалось имя Ирвинга. Потому далее я ее почти не слушала, а сидела с застывшим выражением лица, которое могло выражать заинтересованность, да и только. Но думала я в это время только о своем.

Теперь-то мне полностью стало понятным его поведение в тот день, когда я ехала, а также в последующие дни по моему приезду, и честно говоря, я не могла его осуждать. Мне бы очень хотелось, но я не могла. Ирвинг теперь считал меня предательницей, но он забыл о том, что не давал мне никаких надежд или гарантий на то, что мы можем быть вместе. Как это в его стиле — намекнуть мне на что-то и считать, что этого достаточно. Но я была теперь настолько переполнена надеждой, что готова была идти, просить прощение, чтобы мы могли хотя бы поговорить.

Преисполненная такими мечтами и надеждами, я даже без особого раздражения встретила взгляд Лукаса — несколько бахвальский, но вполне миролюбивый. Но это не значило, что я уже готова была мириться с ним, особенно после тех слухов, что он распускал. Проще говоря, я почти летела на уроки, которые ждали меня впереди.

Тяжелее всего было дождаться урока французского, на котором я и так практически ничего не смыслила, кроме тех пошлых фраз, что научила меня Рашель, я вряд ли могла бы сказать на приличном французском языке несколько слов. И в любое другое время, я бы просто сидела задержав дыхание, и ожидая того ужасного момента когда меня должны спросить, только не сегодня. Ведь это был именно тот урок, на котором рядом со мной сидит Ирвинг. И потому что я чувствовала странную радость. Мне было так удивительно смотреть на Ирвинга, такого злого и отчужденного, и при этом понимать, что для меня, наконец, блеснул лучик надежды. Ирвинг при этом лишь раз взглянул на меня, и это немного потушило мою радость от того что я хочу с ним поговорить. Взгляд был холодным и острым, никакой теплоты. Легкий холод страха проелся по позвоночнику, но я слишком давно ждала, чтобы проигнорировать наметившийся шанс.