Разрешенное волшебство
Шрифт:
Его отряд был готов отразить Ведуньин натиск. Так что пусть идут.
Буян медленно приходил в себя. Сознание возвращалось постепенно, толчками; он огляделся — земляные стены, пол, потолок, слабый зеленоватый свет — тоннель.
Что же, во имя Великого Духа, произошло с ним? Он прикончил тех людей… потом вдруг подумал, что же это за ходы там, под землёй?.. Снова спустился в расщелину… пошёл налево… миновал несколько поворотов… а потом заметил щель в стене. Отчего-то потянуло заглянуть… и тут его словно б ударило по голове, закружило, поволокло куда-то… Он зажмурился, а когда открыл глаза, то был уже здесь.
Здесь —
И зачем ему понадобилось лезть куда-то?
Правая рука сжимала что-то твёрдое и округлое. Буян скосил глаза — маленький, чуть поблескивающий чёрный шарик.
Да, да, так оно и было: он подобрал эту штуковину возле того человека у сверкающей пирамидки. А потом? Что же было потом?
Обрывки воспоминаний с трудом складывались в хоть мало-мальски разборчивую картину.
Когда он поднял этот шарик, земля внезапно затряслась. Над поверхностью начал сгущаться белесый туман — только, в отличие от простого, этот туман был живым. Буян замер на месте, глядя, как всё вокруг заполняется армадой призраков — хищных, истребительных, голодных. Это было как-то связано с тем, что он натворил там, под землей. И именно под землей ему следовало искать спасения.
“Вниз, глупый, вниз!”— раздался внезапно в ушах голос Ольтеи.
Буян повиновался без колебаний. Белёсый туман таил в себе неведомую смерть, от которой не знаешь, как обороняться. Йе раздумывая, Буян ринулся к спасительной щели — и, ему показалось, услышал за спиной разочарованный стон тысяч и тысяч изголодавшихся тварей.
Потом было то, что он помнил и так. Разворачивающиеся перед ним длинные коридоры… приснопамятная щель в стене…
Ага! Вспомнил!
Внезапно ожил чёрный шарик в руке. Ожил, запульсировал, даже заискрился; из него донеслись какие-то слова, но все — диковинные и непонятные. И он, этот шарик, словно бы тащил за собой, указывая дорогу.
Потом что-то очень сильное взорвалось там, у него за спиной. Его швырнуло вперед, и он полетел в черноту. Полетел — но как будто бы не падал.
Буян поднял голову. Он лежал возле отвесной земляной стены — тоннель заканчивался тупиком. Впереди ласково и спокойно мерцал зеленоватый свет, исходивший от ползавших по стенкам крупных улиток.
Парень поднялся, ощупал стену — самая обычная стена, ничего особенного. Интересно, как же он тут оказался? Отшвырнуло Ведуньей силой? Ладно, тут лежать нечего, надо выбираться на поверхность и продолжать путь. Не прятаться же целый век по подземельям!
Буян тронулся в путь. Однако уже после первого десятка шагов у него начали появляться сомнения. Земля тут была совсем не такая, как в тех тоннелях, где он дал бой неведомым магам и перебил их всех. Там — густая, влажная, чёрная, здесь же, напротив, — сухая и красноватая. Уж в чем-чем, а в земле Буян разбирался. И знал, что такие почвы очень редко лежат, что называется, “стык в стык”. А это, в свою очередь, означало — что его, Буяна, скорее всего забросило куда-то в невообразимую даль, хотя, конечно, эта даль вполне может обернуться и несколькими десятками поприщ.
Так или иначе, Буян не слишком огорчился. Дорога растянется, и это, конечно, досадно, но, с другой стороны, спешить ему некуда. К тому же — чем дальше от того живого тумана, тем лучше. Пусть даже это обернётся лишним месяцем пути.
Ну что же, надо выбираться на поверхность.
Тоннель вел прямо вперёд, никуда не сворачивая и не разветвляясь.
“Интересно, — на ходу размышлял Буян, — что это за колдовство меня сюда закинуло? Сильное
У Буяна словно выросли крылья. Вперёд, вперёд, скорее, прочь отсюда, наверх, к солнцу и свету! У него ещё есть надежда! И теперь он уверен в этом. Великий Дух сохранил ему жизнь — ему, запятнавшему себя такими грехами! Значит, всё ещё поправимо. И он, Буян, конечно же, всё исправит.
Он бежал и бежал, а коридор всё вился и вился узким змеиным лазом, в стенах то и дело начали мелькать низкие темные дыры — какие-то лазы, звериные ходы, куда ему, Буяну, в его нынешнем облике было даже не втиснуться.
Мало-помалу он замедлил шаг. Сколько же ещё это будет длиться?
И тут внезапно впереди раздались голоса.
Буян со всего разбега бросился наземь. Осторожно дополз до изгиба стены, высунул голову.
Так и есть. Люди в точно таких же странных балахонах, что и у тех, которых ему пришлось убить
совсем недавно. И точно так же стоявший у стены человек с усилием пытался вогнать в её изгибающуюся, негодующую плоть раскоряченного железного паука.
Сомнений не оставалось — тут орудовала такая же шайка. Они точно так же слали перед собой смерть. Значит, Великий Дух не случайно сохранил жизнь ему, Буяну. Он показал ему, что он должен сделать. Он сейчас — карающая длань Всеотца, и он не подведёт.
Буян вскочил на ноги. И он не подведёт. Он искупит свой грех. Он защитит землю.
Глава восьмая
Отряд Чаруса ждал в полной боевой готовности. Пламя разожжённого ими пожара умерло, докатившись до недальней стены Лысого Леса — лишь кое-где огненные языки ещё пытались отыскать себе пищу.
А потом из леса двинулись Ведуны, и Чарус злобно усмехнулся: “Пусть, пусть идут. Вот сейчас-то всё и решится”.
Новый вожак Твердиславичей не сомневался в себе. Пусть с ним всего лишь три десятка человек — это не важно. Пэков Холм не выдаст. И как это Твердислав не догадался раньше? Не пришел сюда с Ключ-Камнем в руке, не увидел, как оберег-хранитель клана весь аж прямо засветился от переизбытка магических сил? Он, Чарус, не смел и надеяться на такую удачу. Когда бревно птицей взлетело вверх (наверное, упало на то самое, верховое небо, где посиживает порой Великий Дух, глядя на деяния своих детей), Чарус едва не заплакал от счастья. Это было больше его самых смелых мечтаний. И потому вместо небольшого набега нечисти, который он собирался вызвать, можно было предложить Ведунам настоящий, смертельный бой до последнего. Пусть тогда Фатима вертится как хочет! Но всё-таки, как же так — чтобы о таком бы не знал Твердислав?
— Нет. — Иван неожиданно остановился, точно налетев на невидимую стену.
— Так дальше не пойдёт.
— Что — “не пойдёт”? — удивился Твердислав.
— Ты что же, — сквозь зубы процедила внезапно замершая Джейана, — ты что, ничего не чувствуешь? Совсем-совсем ничего?
Нельзя сказать, чтобы Твердислав не ощущал совсем уж ничего. Там, в самой глубине души, где всегда жила спокойная, неколебимая уверенность — что бы ни случилось, последнее волшебство всегда со мной, — вдруг поселилась странная пустота, словно ушла часть всегда присущей ему, Твердиславу, силы.