Разрешите доложить !
Шрифт:
Но чем-то же кормить рядовой состав надо! «Ладно, — думает Пиньков. — Попробуем бить врага на его территории и его же оружием».
Присмотрел тушёночное дерево, стал наблюдать. Разошлись пупырчатые на утреннее мародёрство, а одного, как всегда, оставили сторожить. Начистил Пиньков сапоги, надраил бляху, подворотничок свежий подшил, а дальше на глазах у изумлённых гномиков делает следующее: расстёгивает крючок с верхней пуговицей, сдвигает голенища в гармонику, распускает ремень, пилотку — на левую бровь и направляется вразвалочку
Пупырчатый смотрит.
— Чего уставился, шнурок? — лениво и нахально осведомляется рядовой Пиньков. — Дембеля ни разу не видал?
Растерялся пупырчатый, глазёнки забегали. А рядовой Пиньков тем временем всё так же лениво протягивает руку и берётся за банку. Только было пупырчатый зарычать собрался…
— А?! — резко поворачиваясь к нему, спрашивает Пиньков. — Голосок прорезался? Зубки, блин, на фиг, прорезались? Я те щас в зубках проборчик сделаю! С-салабон!..
Пупырчатый от ужаса на спину перевернулся, хвост поджал и только лапами слегка подрыгивает. А брюхо такое розовое, нежное…
Сорвал Пиньков одну банку, вторую, третью. Тянется за четвёртой. Пупырчатый только поскуливает — рычать не смеет. Делает Пиньков паузу и смотрит ему в глаза.
— Положено дедушке, — негромко, но со всей твёрдостью старослужащего говорит он.
Срывает четвёртую банку и некоторое время поигрывает ею над зажмурившимся пупырчатым.
— Сынок, — цедит, — службы не знаешь. Ты давай её узнавай. Тебе ещё — как медному котелку…
И с четырьмя банками неспешно, вразвалочку удаляется в неизвестном направлении…
…А по-моему, яркий пример солдатской смекалки. И потом, товарищ старший лейтенант, сами подумайте: ну какой из Пинькова «дембель»? Пиньков по общепринятой терминологии «черпак». То есть до «дембеля» ему ещё служить и служить! А этих четырёх банок им, между прочим, на два дня хватило…
Ночевали, конечно, где придётся. На лужайке, к примеру, под скалой. Выставляли караул в количестве одного гномика, смену производили, всё как положено. Утром гномик командует:
— Подразделение… подъём!
Открывает Пиньков глаза и видит на скале следующую надпись: «Нет Бога, кроме Бога, а рядовой Пиньков — Проверяющий Его».
«Этого ещё не хватало!» — думает.
— Смыть, — командует, — в шесть секунд исламскую пропаганду!
Смыли.
— В следующий раз, — предупреждает, — замечу, кто этим занимается…
Сзади — шорох. Обернулся — а там два гномика стоят, потупившись. Гномики — незнакомые.
— Мы, — говорят, — занимаемся…
— Два наряда вне очереди! — сгоряча объявляет Пиньков.
— Есть, два наряда вне очереди! — просияв, кричат гномики.
Короче, пока дошли до ободранной пустоши, у Пинькова под началом было уже двенадцать гномиков…
Да нет же, товарищ старший лейтенант! Какие намёки? Просто число двенадцать — очень удобное число в смысле походного строя. Ведь двенадцать гномиков, согласитесь, это уже толпа,
Ну, рядовой Пиньков — вы ж его знаете! — строевик, все уставы — назубок. Чуть утро — он им сначала теорию, потом — тренаж.
— Повторяю ещё раз! Ногу ставить твёрдо на всю ступню. Руками производить движения около тела. Пальцы рук полусогнуты… Рук, я сказал!..
До того дошло, что при встрече одиночные пупырчатые дорогу им уступать начали. Видимо, принимали строй за единое живое существо. Собственно, так оно и есть, товарищ старший лейтенант…
Опять же самоподготовкой занялись. Как вечером личное время — собираются гномики вокруг костерка, и Голька, который всё за Пиньковым записывал, начинает читать:
— «Ибо сказал Проверяющий: даже если идёшь один — всё равно иди в ногу…»
Услышал это Пиньков, поморщился. Во-первых, никогда он так не говорил, во-вторых, в Уставе об этом немного по-другому сказано… А потом подумал и решил: пусть их. В целом-то мысль правильная…
А собственно, почему нет, товарищ старший лейтенант? Должен же человек во что-нибудь верить! Пусть не в Бога, но хотя бы в строевую подготовку…
Ну вот…
Добрались они, значит, до ободранной пустоши. Жуткое место, товарищ старший лейтенант. Голый камень кругом, как после ядерного удара. Дёрн-то весь ободрали, когда колдун ещё проверки боялся… Так точно, за пять лет должно было снова зарасти. Но вот не растёт почему-то…
Но пейзаж, конечно, угрюмый. Справа — скала, слева — скала, терновник и груды песка… Стихи? Какие стихи? Виноват, товарищ старший лейтенант, кто ж в стихах докладывает? Это вам показалось…
И только это подошли они к скалам, за которыми даже и ободранная пустошь кончается, слышит Пиньков: что-то неладное у них в тылу делается…
— Стой! — командует.
Вслушались. А над зарослями низового овражья, товарищ старший лейтенант, тихий такой вой стоит. Тихий — потому что далёкий. Но можно себе представить, что там, вверх по течению, творится… Возьмите нашу полковую сирену и помножьте на число пупырчатых!
И что уж совсем неприятно: вой помаленьку приближается, становится всё громче и громче…
— Ну, — говорит рядовой Пиньков, — такого я здесь ещё не слышал…
— Я слышал… — дрожа отвечает один из гномиков. — Только давно очень — когда ещё вылупился…
— А что ж это такое? — недоумевает Пиньков.
И оказывается, что страшная штука, товарищ старший лейтенант. Раз в несколько лет пупырчатые как бы сходят с ума и вместо того, чтобы грызться, как положено, друг с другом, набрасываются всем миром на гномиков. И скорее всего — с ведома того же колдуна… Так точно, на этот раз намёк, товарищ старший лейтенант. Только не на нас, а и на них. «Охота за ведьмами» — слышали? Ну вот…