Разрушь меня
Шрифт:
— Думай, что говоришь, Джульетта. Одно мое слово, и твоя жизнь перестанет быть легкой.
Я моргаю.
Адам пододвигает мне тарелку еды. Сила его взгляда напоминает раскаленную добела кочергу, прижатую к коже. Я смотрю на него, он на миллиметр наклоняет голову в сторону и умоляет глазами — пожалуйста.
Я беру вилку.
Уорнер ничего не пропускает. Он чересчур громко кашляет, прочищая горло, смеется, хотя ему не смешно, и начинает резать мясо на своей тарелке.
— Придется заставить Кента делать
— Простите?
— Похоже, ты только его слушаешься. — Тон Уорнера деланно небрежен, но на щеках играют желваки. Он поворачивается к Адаму. — Я удивлен, что ты не предложил ей переодеться, как я просил тебя.
Адам выпрямился.
— Я предлагал, сэр.
— Мне нравится моя одежда! — резко говорю я Уорнеру. Еще больше мне понравилось бы дать ему в глаз, но этого я не сказала.
Губы Уорнера снова разъезжаются в привычную улыбку.
— Никто не спрашивает, что тебе нравится, милая. Ешь, мне нужно, чтобы ты выглядела по-человечески, пока находишься рядом со мной.
Глава 13
Уорнер настоял на том, что проводит меня в мою комнату. После обеда Адам куда-то ушел с несколькими солдатами, не сказав ни слова и даже не взглянув на меня, и я не знала, чего ожидать. Впрочем, терять мне нечего, кроме собственной жизни.
— Не надо меня ненавидеть, — говорил Уорнер, когда мы шли к лифту. — Я буду твоим врагом, только если ты сама этого захочешь.
— Мы всегда будем врагами. — В моем голосе хрустят осколки льда, которые тают на языке, превращаясь в слова. — Я никогда не стану такой, как ты хочешь.
Уорнер со вздохом нажимает кнопку вызова лифта.
— Я все же верю, что ты передумаешь. — Он смотрит на меня, чуть улыбаясь. Досадно, что такие выразительные взгляды тратятся на столь жалкое создание, как я. — Ты и я, Джульетта, вместе, представляешь? Да нас будет не остановить!
Чувствую, как его взгляд скользит по моему телу.
— Благодарю, не стоит.
Мы в лифте. Мир уносится вниз, стеклянные стены позволяют рассмотреть людей на каждом этаже. В этом здании нет секретов.
Уорнер трогает меня за локоть. Отодвигаюсь.
— Мне кажется, ты передумаешь, — негромко говорит он.
— Почему ты так уверен? — С тихим звоночком дверцы лифта разъезжаются, но я не двигаюсь с места, повернувшись к Уорнеру. Я не в силах сдержать любопытства. Кисти рук надежно спрятаны в лайку, пиджак с иголочки с плотными длинными рукавами, даже воротник высокий, царский. Он одет именно с головы до ног — одежда прикрывает все, кроме лица. Даже пожелай я коснуться его, не уверена, что у меня получится. Уорнер позаботился о своей защите.
От меня.
— Давай перенесем разговор на завтрашний вечер. — Приподняв бровь, он предложил мне согнутую руку. Как бы не замечая ее, выхожу из лифта в холл. — И оденься получше.
— Как тебя зовут? — вдруг
Мы стоим у двери в мой номер.
Он не может скрыть удивления, едва заметно приподнимает подбородок и не сводит пристального взгляда с моего лица. Я жалею о своем вопросе.
— Ты хочешь знать, как меня зовут?
Мои глаза непроизвольно сузились — совсем чуть-чуть.
— Уорнер — твоя фамилия, не так ли?
Он еле сдерживает улыбку.
— Ты хочешь знать мое имя?
— Я не подозревала, что это секрет.
Он делает шаг ко мне. Его губы кривятся, он опускает глаза, шумно втягивает воздух ртом. Трогает пальцем в перчатке мою скулу.
— Я скажу тебе свое имя, если ты скажешь мне твое, — шепчет он, щекоча дыханием мою шею.
Отодвигаюсь, сглотнув пересохшим горлом.
— Мое имя ты уже знаешь.
Он не смотрит мне в глаза.
— Ты права. Я перефразирую: обещаю сказать тебе мое имя, если ты покажешь мне свое.
— Что? — Мое дыхание становится прерывистым и частым.
Он начинает стягивать перчатки. Меня охватывает страх.
— Покажи, что ты умеешь.
Я до боли стискиваю зубы.
— Я к тебе не притронусь.
— Ничего. — Он снимает вторую перчатку. — Сам справлюсь.
— Нет…
— Не бойся, — ухмыляется он. — Уверен, тебе не будет больно.
— Нет, — выдыхаю я. — Я не буду. Я не могу…
— Прекрасно! — резко обрывает меня Уорнер. — Прекрасно. Не хочешь меня увечить? Весьма польщен. — Он с издевкой округляет глаза и, выглянув в холл, подзывает солдата: — Дженкинс!
Дженкинс, проворный здоровяк, мгновенно оказывается рядом со мной.
— Сэр. — Он кивает учтиво-коротко, хотя, несомненно, старше Уорнера. Лет двадцати семи, плотный, крепкий, мускулистый. Косится на меня. Взгляд карих глаз теплее, чем я ожидала.
— Отведи миз Ферраре вниз. Хочу предупредить: она очень непокорна и будет вырываться. — Он медленно улыбнулся. — Что бы она ни говорила и ни делала, не отпускай ее. Понятно, солдат?
Глаза Дженкинса расширяются. Он моргает, ноздри едва уловимо трепещут, пальцы опущенных рук согнуты. Чуть слышно вздохнув, кивает.
Дженкинс не идиот.
Я бросаюсь бежать.
Я лечу по коридору мимо ошеломленных часовых, не решающихся остановить меня. Не знаю, что я делаю, зачем пытаюсь убежать и куда направлюсь потом. Я бегу к лифту, чтобы хоть выиграть время. Я не знаю, что еще делать.
Приказы Уорнера, рикошетя от стен, разрывают барабанные перепонки. Ему нет нужды гнаться за мной. Людей у него хватает.
Солдаты загородили мне дорогу. Они сбоку. Сзади.
Я не могу дышать.
Мечусь в замкнутом кругу собственной глупости, перепуганная, страдающая, ужасающаяся мысли о том, что мне предстоит сделать с Дженкинсом, что станет с нами обоими, несмотря на самые благие намерения.