Разрушь меня
Шрифт:
— Я хочу быть с ним! Я хочу видеть, что с ним делают!
— Я не могу тебе этого разрешить.
— Что ты собираешься со мной делать? Зачем ты меня сюда привез? — Глаза расширяются, взгляд мечется по сторонам. Я кручусь на месте, словно в водовороте собственного воображения, не умея плавать. — Чего тебе от меня надо?
Кенджи опускает глаза. Потирает лоб. Лезет в карман.
— Ну, видит Бог, я не хотел этого делать…
Кажется, я кричу.
Глава 43
Проснувшись,
Кто-то меня вымыл, оттер — кожа кажется атласной. Ресницы мягкие, волосы гладкие, расчесанные, блестят в искусственном свете, шоколадной рекой сбегая вдоль бледных берегов моей кожи и мягкими волнами спадая на ключицы. Суставы болят. Переутомленные глаза по-прежнему жжет. Я лежу обнаженная под плотной простыней, идеально вымытая, как фарфоровая кукла.
Я слишком устала, чтобы думать об этом.
Обвожу комнату сонными глазами, но разглядывать особо нечего. Я лежу в кровати. Вокруг четыре стены. Одна дверь. Рядом тумбочка, на ней стакан воды. Вверху жужжат лампы дневного света. Все белое.
В моей жизни явно что-то меняется.
Я беру стакан воды, и дверь открывается. Натягиваю простыню как можно выше.
— Как вы себя чувствуете?
Высокий мужчина в пластмассовых очках в черной оправе, в простом свитере и отглаженных брюках. Соломенно-желтые волосы свисают на глаза.
В руках планшет с зажимом для бумаги.
— Кто вы?
Он берет стул, которого я не заметила в углу, ставит к кровати и присаживается.
— Голова кружится? Мысли путаются?
— Где Адам?
Он держит ручку над листом бумаги. Что-то записывает.
— Ваша фамилия пишется с двумя «с» или с одним?
— Что вы сделали с Джеймсом? Где Кенджи?
Мужчина останавливается. Поднимает взгляд. Ему не более тридцати лет. У него крючковатый нос и щетина суточной давности.
— Можно, я удостоверюсь, что с вами все в порядке? Тогда отвечу на ваши вопросы. Не мешайте заполнять стандартный протокол.
Я моргаю.
Как я себя чувствую? Не знаю.
Снились ли мне сны? Кажется, нет.
Знаю ли я, где нахожусь? Нет.
Чувствую ли я себя в безопасности? Не сказала бы.
Помню ли я, что произошло? Да.
Сколько мне лет? Семнадцать.
Какого цвета мои глаза? Не знаю.
— Не знаете? — Он откладывает ручку. Снимает очки. — Вы помните, что произошло вчера, но не знаете цвета собственных глаз?
— Кажется, зеленые или голубые. Не уверена. А почему это важно?
— Мне надо убедиться, что вы в состоянии узнать себя. Что вы не забыли, как выглядите.
— Я плохо знаю цвет своих глаз. За последние три года смотрелась в зеркало всего однажды.
Незнакомец смотрит на меня, недоуменно сморщив лоб. Я отвожу взгляд и спрашиваю:
— Как же вы ко мне
— Простите?
— К моему телу, к коже. Я такая чистая…
— О! — Он прикусил большой палец и сделал какую-то пометку в бумагах. — Да. По приезде сюда вы были покрыты кровью и грязью, имели небольшие порезы, ссадины и синяки. Был риск заражения. Простите за вторжение в личное пространство, но мы не можем допустить, чтобы сюда заносили бактерии. Пришлось провести наружную детоксикацию.
— Ничего, я понимаю, — заспешила я. — Но как?
— Простите?
— Как вы ко мне прикасались?
Он наверняка знает, как же он может не знать?
— А-а, — кивнул он, что-то перечитывая на своем листке. — Латекс.
— Что?
— Латекс. — На секунду подняв глаза, он заметил мое замешательство. — Перчатки.
— Ясно. — Ну конечно, перчатки. Уорнер тоже надевал перчатки, пока не понял…
Доли секунды, на которые я замешкалась, прыгая из окна. Нерешительность, изменившая все. Мгновение, когда я утратила контроль. Силу. Власть. Он не остановится, пока не найдет меня, и это моя вина.
Надо выяснить, жив он или мертв.
Надо собраться, сохранять спокойствие. Не дрожать, не трястись, следить, чтобы не стошнило. Нужно сменить тему.
— А где моя одежда? — спрашиваю я, играя безупречно белой простыней, скрывающей мои выступающие кости.
— Уничтожена по гигиеническим соображениям. — Он надевает очки. — Для вас подготовлен специальный костюм. Он заметно облегчит вашу жизнь.
— Костюм? — От удивления у меня приоткрывается рот.
— Да. Но к этому перейдем чуть позже. — Он делает паузу. Улыбается. На его подбородке ямочка. — Вы же не станете нападать на меня, как на Кенджи?
— Я напала на Кенджи? — недоуменно морщусь я.
— Слегка, — пожимает плечами незнакомец. — Но зато теперь мы знаем, что у него нет иммунитета к вашему прикосновению.
— Я коснулась его? — Я резко села, едва не забыв подтянуть простыню. Залившись краской, вцепилась в край, как в спасательный круг. — Я искренне прошу прощения…
— Уверен, он примет ваши извинения. — Блондин углубился в свои записи, словно заинтересовавшись собственным почерком. — Что ж, неплохо. Мы ожидали деструктивных тенденций. Вы много вынесли за последнюю неделю.
— Вы психолог?
— Вроде того. — Он отбрасывает волосы со лба.
— Как это — вроде?
Он смеется, замолкает и катает ручку между пальцами.
— Да, в сущности, психолог. Иногда.
— Как прикажете это понимать?
Он открывает рот, но снова сжимает губы. Хотел ответить, но предпочел рассматривать меня. Он смотрит так долго, что я вспыхиваю. Он начинает что-то писать и пишет долго.