Разрушенные клятвы
Шрифт:
— Отлично. — говорю я — Потому что я хочу, чтобы, когда ты думаешь обо мне, ненависть была последним, что ты чувствуешь.
Она приоткрывает губы, чтобы что-то сказать, но затем передумывает и слегка качает головой.
— Если ты ее наймешь, ты не будешь относиться к ней несправедливо, верно? Если даже небольшая часть тебя все еще обижена на меня, могу ли я попросить тебя не вымещать это на Лили?
Трудно видеть это недоверие в ее глазах, когда я знаю, что сам его вызвал.
— Обещаю, Селеста. Я не только найму ее, я позабочусь о том, чтобы к ней относились справедливо.
—
Странно, как я ревную к этой девушке, которую даже не помню. Что нужно, чтобы вызвать такую преданность у Селесты?
Я беру ее руку и медленно поднимаю ее, не отрывая взгляда от ее глаз, переворачиваю ее ладонь ко мне и нежно целую внутреннюю сторону ее запястья, на мгновение закрывая глаза.
— Клятва, тогда, — шепчу. — Клянусь, что позабочусь о твоей подруге. Подходит?
Ее лицо заливается прекрасным румянцем, и она резко отдергивает руку, смущенная. Чертовски великолепна.
— С-спасибо, Зейн.
— Все, что угодно, для тебя, — говорю я ей, открывая свое сердце.
Она думает, что я играю с ней, что это всего лишь флирт в рамках нашей новой игры. Что бы она сказала, если бы узнала, что она единственная, к кому я когда-либо относился подобным образом?
Глава 7
Селеста
Мое настроение мрачное, когда я пробираюсь через лес, разделяющий владения отца Лили и наши, пока не дохожу до маленькой хижины, стоящей прямо на границе. Я совсем не удивлена, увидев свет внутри. Я знала, что найду ее здесь сегодня, в годовщину смерти ее матери.
— Лили?
Она поднимает взгляд от маленького столика в углу и тут же захлопывает дневник, когда я вхожу. Глаза полны слез. Она быстро смахивает их, но покрасневшие веки все равно выдают ее.
— Селеста, — всхлипывает она.
Я раскрываю перед ней объятия, и она бросается ко мне, судорожно вздрагивая всем телом. Крепко прижимаю ее к себе и веду к нашему старому дивану, не зная, что сказать. Ее отец построил этот домик для нее много лет назад, и с тех пор это стало нашим тайным убежищем. Местом, куда мы сбегаем от внешнего мира. И местом, где я каждый год нахожу ее в этот день. Она никогда не просит о поддержке, даже когда нуждается в ней, предпочитая страдать в одиночестве. Как же я хочу, чтобы она перестала думать, будто обременяет меня. Особенно сегодня. Хочу, чтобы она доверилась мне так же, как я всегда доверяюсь ей.
— Я… я тебе не говорила, — заикаясь, произносит она. — Но он умер в тюрьме. Джон.
Я сильнее сжимаю ее, переваривая услышанное. Чувство несправедливости душит меня, и слезы наворачиваются на глаза.
— Он д-даже не отбыл свой п-полный срок. Он не заслужил умереть так рано. Н-нет, еще не время. Я просто… я… я никогда не должна была ему говорить. Он приснился мне прошлой ночью, и я вспомнила, как он поблагодарил меня, когда я сообщила ему наш новый адрес.
Я кусаю губу, вспоминая, как она впервые рассказала мне о своей матери, и о том, как она была жестоко убита своим парнем, потому что пыталась уйти от него,
Я до сих пор помню мучения Лили, когда она рассказала мне, что именно она нашла свою маму. Ей было всего одиннадцать, и она только что вернулась из школы, рассерженная тем, что мама не встретила ее на автобусной остановке, как обычно.
— Ты не знала, — тихо напоминаю я. — Ты не знала, что они расстались, и твоя мама никогда не говорила, чтобы ты хранила это в тайне. Даже если бы она сказала, это все равно не твоя вина, Лили. Ты была ребенком. А он был человеком, которому ты доверяла.
Она зарывается лицом в мою шею, вцепившись так, будто боится рассыпаться, если отпустит. Я обнимаю ее крепче, надеясь, что мои слова хоть немного проникают сквозь ее боль.
Когда она только переехала сюда после смерти матери, она мучилась кошмарами и не могла завести друзей. Если бы мы не жили по соседству, вряд ли бы и ко мне привыкла. Лили до сих пор держится обособленно. Иногда я думаю — может, потому что боится предательства от тех, кто ближе всех, как это случилось с ее мамой? Или боится снова потерять кого-то, кого любит? Не помогло и то, что ее отец в конце концов снова женился. Это только усилило ее одиночество, и эта хижина стала местом, где она хранила воспоминания о матери.
Сейчас ей намного лучше, но каждый год в этот день кошмары возвращаются. И вина снова начинает разъедать ее изнутри. Я не знаю, как забрать у нее эту боль. Но готова сделать все, чтобы ослабить ее хватку.
Она хрипло вздыхает:
— Я просто хочу, чтобы она была здесь.
И мое сердце разлетается на куски.
— Я тоже, — шепчу. — Она бы так гордилась тобой, Лили. Ты самый умный и добрый человек, которого я знаю, и ты унаследовала ее красоту, знаешь? Я не сомневаюсь, что ты именно такая, какой она надеялась тебя увидеть, и даже лучше.
Лили пытается сделать дрожащий вдох, но снова срывается на рыдания.
— Я д-даже работу найти не могу, Селеста. Она бы меня только стыдилась. Я просто… потерялась. И ненавижу это чувство.
Я отстраняюсь, заглядываю ей в глаза и качаю головой:
— Ты найдешь что-то, Лил.
В этот момент мои мысли уносят меня к Зейну. Он столько раз ранил меня и разочаровывал. Но если он выполнит одну мою просьбу — я прощу ему все.
Мой желудок сжимается, пока я молча взываю к нему, к вселенной. Я просто хочу, чтобы Лили получила передышку, которой она заслуживает, и меня убивает осознание того, что я не могу быть той, кто ей это даст.
— Дай себе немного времени, и нужная работа сама тебя найдет, я уверена. Ты гениальна, и ты самый упорный человек, которого я знаю. Любая компания была бы счастлива заполучить тебя.
Прошло уже две недели с тех пор, как я попросила Зейна взять ее на работу, и с каждым днем во мне крепнет мысль, что, возможно, стоит попробовать умолять его — так, как он, вероятно, этого и хочет. Сработает ли это? Я больше не умею читать его так, как раньше, но когда стояла с ним у своей машины, была уверена — передо мной не тот мальчишка, с которым я выросла. Остается надеяться, что я не ошиблась.