Разрушенные
Шрифт:
— Ты ничего обо мне не знаешь.
Наклонив голову, я вдохнул ее мягкий цветочный аромат. Ландыш. Растение, которое мы выращивали на объекте, хорошенький маленький цветок, в плодах которого был яд. Удобный способ анонимного убийства.
Если я попробую ее, она меня отравит?
— Я знаю, у тебя есть две слабости.
Я отметил их, зафиксировав в памяти так, как был обучен. Это не было талантом, в основном, просто хорошей наблюдательностью. Я знал, что вызовет максимальную боль, если я когда-либо буду в этом нуждаться.
Первое:
Второе: ее правое ухо было разорванным. Зажившим и сшитым, но сверху хряща не хватало маленького треугольника.
Несовершенства заставили меня хмуриться. Я хотел знать, кто ее обидел. Я хотел его убить.
Она выглядела оскорбленной, медленно двигаясь вдоль балкона, чтобы избежать моего наступления.
— Ты можешь выдумывать любые вещи, какие хочешь, но ошибаешься по одному пункту — я не продаюсь, — она оскалилась. — Отвали.
— Нет, — я прижал ее к стеклу. — Я хочу тебя, а я всегда получаю то, чего хочу.
Она встала во весь рост, выпрямив спину, и выглядя так, будто сейчас у нее появятся крылья, и она в любой момент взлетит с бельэтажа.
— Ну, если ты не имеешь привычки насиловать, то на этот раз не получишь то, чего хочешь, — она подняла руки, чтобы ударить меня по спине, но я уклонился в сторону. Страх задавил мою потребность, отдаваясь в сердце.
Я не мог рисковать, чтобы она меня трогала.
Она снова посмотрела на мой шрам, заставляя меня осознавать ее совершенство по сравнению с моей нелепостью. Конечно, вот почему она отказывалась. Если бы я был здоровым и не обезображенным, сомневаюсь, что она бы меня отвергла. Я мог ничего не знать о женщинах, но знал, что она испытывала то же напряжение и ту же потребность.
Я взял ее за локоть, дрожа от напряжения между нами.
— Ты бы трахнула меня, если бы не находила таким отвратительным?
Все мое тело вспыхнуло от одного контакта. Он скрутил все у меня внутри и смешал мысли.
Я никогда не был достаточно хорошим. Не для этого безупречного создания, которое имело силу освободить меня.
Но это было ложью. У нее были недостатки.
Она изображала женщину, у которой есть все, и которая ни в чем не нуждается. Такую сильную и независимую, но это была ложь. Она ранена. Я мог допускать ошибки, которые бы видели окружающие, но ее промахи были более заметными.
Гнев на ее лице исчез, на секунду сменившись на нежную теплоту.
— Это так ты думаешь? Что я отвергаю тебя, потому что ты обезображен? Ты не отвратительный.
Я возненавидел ее сострадание, предпочитая гнев. Я заслужил это. Но не заслуживал сочувствия.
— Я отказываюсь, потому что ты — властный псих, не принимающий отказа в качестве ответа, укравший мою свободу и мой нож.
Не сдержавшись, я ответил с присущей мне прямотой:
— Я знаю, тебе для чего-то нужны деньги. То, как ты смотришь на окружающее нас богатство, буквально кричит об этом.
Она замерла.
— Я догадываюсь, что ты нуждаешься в значительной сумме, — я посмотрел суровее, замечая в ее глазах жадность и голод. Она не была похожа на тот тип женщин, падких на легкомысленные вещи. Здесь было что-то глубже... что-то...
Ответ появился из ниоткуда, как это было всегда, когда я позволял себе копать глубже.
— Ты нуждаешься в них для кого-то, о ком заботишься. Я также догадываюсь, что ты сделаешь почти все, чтобы их получить, — я произнес это, как угрозу или проклятие. — Все что я у тебя прошу — позволить мне тебя трахнуть. И я дам тебе то, в чем ты нуждаешься. Назови цифру, и она твоя, чтобы потратить на все, чего ты так чертовски хочешь.
Мое безжизненное сердце пропустило удар, когда готовность к борьбе на ее лице исчезла, а зеленые глаза заблестели слезами.
— Ты самонадеянный мудак.
Вспышка и напряжение между нами сменилось с наполненного похотью состязания до атмосферы печали.
— Ты ничего обо мне не знаешь. И не заслуживаешь любой части меня.
Дерьмо.
Я не знал, что делать. Продолжая стоять там, как идиот, я не выразил сочувствия, когда она всхлипнула и скрипнула зубами. Ни одной слезинки не появилось на ее лице, но ее глаза были наполнены ими.
— Ты, и правда, ублюдок. Для твоего сведения, я чувствую, что ты делаешь. Я нашла тебя интригующим и не против признать, что меня развлекла мысль о том, что было бы, если бы я тебя поцеловала. Ты мог бы получить меня. Все, что тебе нужно было делать, так это быть джентльменом и позвать меня на чертово свидание. Но ты разрушил это, и сейчас используешь мою единственную слабость и заставляешь меня чувствовать себя дерьмово, — ее плечи поникли, и я знал, что победил.
Я победил, но не чувствовал победы. Я чувствовал себя как последняя мразь.
Будучи в состоянии прочитать то, что люди тщательно скрывали, означало, что я мог влиять и запугивать. До сих пор, мне было плевать, причиняя кому-то боль, но эта женщина... эта женщина... Дерьмо.
Вздохнув, я пробормотал:
— Расскажи мне о своем ухе, потом, может быть, я отпущу тебя.
«Дай мне хоть одну частичку себя». Я сложил руки в карманы и немного отступил, давая иллюзию свободы и безопасности.
Она покачала головой, соединяя пальцы.
— Какие игры разума ты ведешь? Почему ты хочешь что-то знать обо мне? — произнесла она со странными интонациями, одновременно мягкими и сильными, как будто была одновременно и тронута, и храбрилась. Что-то глубоко внутри вызывало приступ боли, признавая в ней такого же бойца, что жил и во мне.