Разрушитель кораблей
Шрифт:
— Проклятье, — пробормотал Гвоздарь и потянул сильнее. — У нее пальцы совершенно окоченели.
— И у тебя застряло? — спросила Пима.
— Опухли и набухли от воды. Ни одно кольцо не снимешь.
Пима достала рабочий нож.
— На.
Гвоздарь с отвращением поглядел на нее.
— Ты хочешь вот так вот просто отрезать ей пальцы?
— Не сложнее, чем голову цыпленку срубить. По крайней мере, она не станет кудахтать и бегать, махая крыльями.
Пима приставила нож к пальцу девочки.
— Приступаешь?
—
— По суставу, — показала Пима. — Кость не прорежешь. Вот так, и они сами отскочат.
Пожав плечами, Гвоздарь достал свой нож. Приложил к суставу так, чтобы было легче резать. Надавил, врезаясь в плоть девочки. Из-под ножа выступила кровь.
Черные глаза девочки моргнули.
9
— Кровь и ржавь! — воскликнул Гвоздарь, отшатнувшись. — Она не мертвец! Она живая!
— Что?
Пима поспешно отползла от девочки.
— У нее глаза двигались! Я видел!
У Гвоздаря заколотилось сердце. Он с трудом подавил желание выскочить из каюты. Девочка лежала неподвижно, а вот у него мороз по коже пошел.
— Я резанул ее, и она пошевелилась.
— Я не видела…
Пима умолкла на полуслове. Темные глаза утонувшей девочки поглядели на нее. Потом на Гвоздаря, а потом снова на Пиму.
— Норны, — прошептал Гвоздарь. По спине побежали мурашки. Будто их ножи заставили ее душу вернуться в тело. Губы умершей девочки зашевелились. Ни одного слова, только еле слышное шипение.
— Дрянь, какой ужас, — пробормотала Пима. Девочка продолжала что-то шептать. Непрекращающийся поток свистящих звуков, то ли молитва, то ли мольба о помощи, так тихо, что они едва могли разобрать слова. Преодолев страх, Гвоздарь подобрался ближе. Ее глаза, отчаяние в них, притягивали. Украшенные золотом пальцы девочки дернулись и потянулись к нему.
Пима подползла следом. Девочка потянулась к ним, но они держались вне ее досягаемости. Снова шепот, слова. Молитва, просьба, ужас, дыхание шторма и смерти. Она оглядела каюту, ее глаза расширились от страха, видя то, что видела лишь она. Снова поглядела на Гвоздаря, отчаянно, умоляюще. Продолжала что-то шептать. Он наклонился к ней, пытаясь разобрать слова. Девочка с трудом подняла дрожащие руки, пытаясь коснуться его лица, легко, будто это были крылья бабочки. Попыталась подтянуть его ближе. Он наклонился, позволив пальцам девочки вцепиться в него.
Ее губы коснулись его уха.
Она молилась. Тихие слова молитвы Ганеше и Будде, Кали-Марии Всемилостивой, христианскому Богу… молилась всем и сразу, умоляя Норн дать ей уйти от мрака смертного. Молитвы потоком лились с ее губ в отчаянии. Ее всю изломало, она скоро умрет, но губы продолжали шептать, непрерывно. Тум каруна ке саагар, Тум паланкарта, Мария Всемилостивая, Владыка Бодхисаттва, спасите меня от страданий…
Гвоздарь отодвинулся. Ее пальцы соскользнули с его щек,
— Она умирает, — сказала Пима.
Глаза девочки потеряли фокус. Губы продолжали шевелиться, но, судя по всему, она теряла последние остатки сил, не в состоянии даже молиться. Ее слова еле слышались на фоне шума волн, криков чаек и скрипа разбитого корабля.
Постепенно все смолкло. Ее тело замерло.
Пима и Гвоздарь переглянулись.
На пальцах девочки сверкало золото.
Пима подняла нож.
— Норны, какая гадость. Забираем золото и убираемся к чертям отсюда.
— Ты собираешься резать ей пальцы, когда она еще дышит?
— Ей уже недолго дышать осталось, — ответила Пима, показывая на корабельные сундуки и прочий хлам, засыпавший тело девочки. — Не жилец. Если я ей горло перережу, то только от мучений избавлю.
Пима подползла ближе и взяла девочку за руку. Та не пошевелилась.
— Она уже мертвая, по-любому.
Пима снова надавила ножом на палец.
Глаза девочки распахнулись.
— Прошу тебя, — сказала она.
У Гвоздаря мурашки пошли по коже.
— Пима, не делай этого.
Пима подняла взгляд.
— Хочешь меня разжалобить? Думаешь, сможешь ее спасти? Быть ее рыцарем на белом коне, как в детских сказках, которые мама рассказывала? Ты — береговая крыса, а она — богачка. Она отсюда уедет, прихватив свой корабль, а мы ни с чем останемся.
— Откуда нам знать.
— Не глупи. Эта добыча наша, пока она не стоит на палубе и не говорит, что это ее корабль. А что со всем тем серебром, что мы нашли? Всем золотом, что у нее на пальцах? Ты же видишь, это ее корабль.
Пима махнула рукой, показывая на убранство каюты.
— Она не слуга, это уж точно. Она богачка, будь она проклята. Если мы дадим ей уйти, то потеряем все.
Она поглядела на девочку.
— Прости, богачка. Ты для нас ценнее мертвая, чем живая.
Поглядела на Гвоздаря.
— Если тебе так будет спокойнее, я сначала ее прикончу.
Она поднесла нож к гладкой смуглой шее девочки.
Глаза девочки глянули на него умоляюще. Но она уже ничего не сказала, только смотрела.
— Не надо ее резать, — сказал Гвоздарь. — Нельзя так удачу ловить… так, как поступила со мной Ленивка.
— И вовсе не так. Ленивка была из команды. Клялась на крови вместе с тобой. Она нарушила клятву. А эта богачка?
Пима коснулась девочки ножом.
— Она не из команды. Она богатая девочка, с кучей золота.
Пима скривилась.
— Если мы ее зарежем, мы богатые. Никогда в жизни больше не придется работать на берегу, так?
Золото блестело на пальцах девочки. Гвоздарь не мог понять, чего он хочет. Богатства здесь больше, чем он видел в своей жизни. Больше, чем может собрать целая команда за годы работы на кораблях, а девочка попросту украсила им пальцы, точно так же, как Девочка-Луна сделала себе пирсинг стальной проволокой.