Разрушители. Дилогия
Шрифт:
– Отставить! – рявкнул Харек. – Нет времени на болтовню! Все готовы идти? Тогда – вперед!
Серые помогли раненому встать, подняли импровизированные носилки с телом убитого – «Нет времени сжигать!» – и тронулись в путь. Ребенген подхватил меня под руку – после транса меня немного шатало. Харек с самым крепким из своих подчиненных шел впереди и прорубал остальным дорогу сквозь кустарник. Густые, ломкие заросли нехотя пропускали отряд.
Без лошадей дорога превратилась в настоящую пытку. Жара, колючки, изматывающий долгий подъем, а потом крутой осыпающийся спуск. Раненый Следопыт держался молодцом, хотя ему приходилось идти в доспехах.
По длинным вечерним теням мы вышли к мосту через реку. Ветхая каменная конструкция с осыпавшейся балюстрадой и выщербленным настилом выглядела как причудливой формы холм. В одном месте среди камней угнездился кустик живой колючки, проходивший мимо Следопыт аккуратно срезал его у корня. Под аркой монотонно грохотал перекат. Ни с этой, ни с другой стороны моста не было ничего напоминающего торную дорогу.
Едва перейдя мост, люди стали с наслаждением сбрасывать поклажу. Я сел на землю там, где меня отпустил Ребенген.
– Остановимся на ночь здесь. – От усталости голос Харека звучал невыразительно. – Через воду они за нами не пойдут, и дрова тут есть.
– А с этой стороны? – Мастер Ребенген все еще не мог отдышаться.
– Должно быть чисто. Свет скоро уйдет, так что, если хотите ворожить, поспешите.
Ребенген ушел искать место для пентаграммы, а я остался сидеть, тупо наблюдая за тем, как конники провожают погибшего в последний путь. С мертвого сняли доспехи, личные вещи упаковали в маленький узелок, прочли над телом какуюто свою молитву, а потом споро расчленили его и побросали куски в реку. Я отвернулся – зрелищ мертвой плоти мне хватило на всю оставшуюся жизнь.
– Ничего не поделаешь, – вздохнул надо мной Харек. – Мертвого сжечь дело непростое, а свежий ннод по эту сторону реки нам сейчас ни к чему.
– Я думал, зомби только на кладбище, – тупо пробормотал я.
– Я же говорил, они вроде червей. Обитают везде, где достаточно дикой магии. В бестелесной форме безобидны, но если отыщут мертвое тело – тогда держись. И что хуже всего – начинают бешено размножаться.
– А почему их считают Древними?
– Таки Предки и придумали эту пакость. В качестве средства устрашения или для диверсий, точно неизвестно. Только с размножением чегото не учли.
Я дополз до разожженного Следопытами костра и попытался заснуть, завернувшись в попахивающее ннодами одеяло. Через огонь на меня мрачно смотрел измученный переходом Гверрел, сил на расспросы у заклинателя не осталось. Там я и заснул, а лучше бы не засыпал вовсе. Все пространство моего сна заполнили четкие до осязаемости видения. Они язвили разум, обжигали чувства и одновременно сковывали волю, мешая разорвать объятия сна. Я был раздавлен, я задыхался, я испытывал непереносимую боль (а говорят, что во сне боли не бывает!), меня сжигало заживо и разрывало на части. Мучительно реалистичный кошмар длился и длился, словно школьная молитва, разучиваемая наизусть. В какойто момент я понял, что могу предсказать заранее каждый поворот видения, и от этого ужас приобрел какойто особый, изысканнотошнотворный вкус. Когда я выбрался, выпростался из омута кошмара, уже забрезжил рассвет, дежурные раздували костер, пытаясь приготовить какоето подобие завтрака. На сетчатке глаза все еще горел последний
– Мастер Ребенген, мастер Ребенген! – Я бесцеремонно растолкал мирно спящего чародея.
– Что… А? Гэбриэл… Чтото случилось?
– Есть ли способ отличить пророческое видение от обычного?
– Не понимаю…
– Как узнать, является видение пророческим или нет?
– Гэбриэл, значит? – хмыкнул за моей спиной Харек.
Как это он всегда умудряется оказаться сзади и сверху? Судя по тону, которым он произнес мое имя, оно пока не соединилось в его сознании с повелителем Шоканги.
– Мастер Ребенген, это очень важно!
– Эээ… видение? – Маг вылез изпод одеяла, зевая и растирая лицо ладонью.
Я обернулся к Хареку:
– Мы собираемся идти через место, напоминающее пещеру или тоннель?
– Да. – В голосе сотника появилась заинтересованность.
– Мы не должны туда идти! Мы там все погибнем.
Ребенген окончательно пришел в себя.
– Что заставляет тебя думать, что сон может быть пророческим?
– Я видел этот мост раньше. – Я кивнул на руины. – Еще в Цитадели, когда заснул, ну тогда, во время совещания. Арка, вода под ней и тот куст, что вчера срубили. И такие огоньки вокруг, теперь я думаю, что это эфирные сущности ннодов. В этих снах всегда есть черепа, огонь и лоза. Сегодня мне снился кошмар, там был огромный рот, который нас пожирает. Мы входим внутрь, и стены смыкаются вокруг нас. – Меня передернуло – настолько ярким был этот образ.
– Раньше такое было? – уточнил чародей.
– Я не обращал внимания. Я же не маг! Теперь мне кажется, что еще в Шоканге я видел генерала Зайрима, как он читал письма в треугольных конвертах. И еще – шестеренки. Часто ли в Арконате встречаешь шестеренки? И я слышал, как поют пески.
– Видишь ли, – Ребенген встретился со мной взглядом, – единственный способ опознать пророческое видение – ощущение самого мага. Прорицатель чувствует , что видел будущее.
– Если мы ничего не сделаем, так и будет!
Харек выглядел озадаченным.
– Катакомбы ПотаБеру самый простой способ добраться до Обители Мормы. Проверенное место, чистое.
– Я во сне умер, наверное, сотню раз. – Мой голос сорвался. – Это должно чтото значить!
– Капитан, нам надо изменить маршрут, – мрачно кивнул маг. – Мы не можем игнорировать столь явные указания…
– Какие указания? Что еще за указания? – Отоспавшийся Гверрел явился на шум и был полон подозрений.
Сотник болезненно скривился: за время похода заклинатель успел до смерти надоесть всем. Наверное, один лишь его вид заставил Харека принять нашу сторону.
– Хорошо, пойдем в обход, веревка у нас есть. Но придется искупаться!
Я думал, что он шутит, единственной водой здесь была та, что текла со снеговых гор. Если бы я знал, как будет выглядеть этот «обход», я бы, наверное, промолчал о катакомбах. Проще умереть! Три переправы, о которых ранее упоминал Харек, означали три горные реки, рассекавшие плато Феналле на пять неровных частей. Выше, в предгорьях, реки не отличались полноводностью, и в лучшие дни их можно было перейти, просто прыгая по камням либо не вылезая из седла, ниже по течению для переправ существовали мосты вроде оанийского. Сотник собирался пересечь реку вброд.