Разум и чувства и гады морские
Шрифт:
— Как хорошо, что вы сделали первый шаг! — воскликнула Люси. — Наконец-то я могу быть спокойна! Я боялась, что в понедельник обидела вас своим рассказом.
— Обидели? Но чем же? Поверьте, — сказала Элинор со всей искренностью, — я и в мыслях не держала создать у вас такое впечатление. Разве у вашего ко мне доверия могли быть иные мотивы, кроме самых благородных и лестных мне?
— И все же, — ответила Люси, чьи глаза сновали под ресницами, как два карпа, каждый в своем пруду, — мне показалось, что вы слушали меня с некоторой холодностью и даже недовольством, что очень
— Милая Люси, вы забываете, что во время нашего разговора мы отбивались от огромного зубастого двухголового змея, — возразила Элинор, безмерно благодарная Морскому Клыку за это оправдание. — Боюсь, из-за этого нападения я отнеслась к вашему рассказу с гораздо меньшим вниманием, чем того требовали приличия.
— Конечно. И все же я была уверена, что вы мною недовольны.
— Позвольте мне повторить: Морской Клык, лужа слизи, поврежденный позвоночник. Я думала о другом.
— Конечно, — снова согласилась Люси, осторожно связывая три зубочистки в бом-кливер для «Мельчайшего». — Как я рада, что все это лишь моя фантазия! Если бы вы только знали, каким утешением стала для меня возможность рассказать о том, о чем я непрестанно думаю!
От игрового стола донесся счастливый возглас мисс Стил:
— Ах! Я начинаю понимать! Если повернуть жажаву вот так…
— Ай-яй, — вдруг перебила ее миссис Дженнингс. — Кажется, ветер переменился.
— Меняем правила! — воскликнула леди Мидлтон.
— Я охотно верю, что возможность открыться мне принесла вам облегчение, — сообщила Элинор своей подруге и сопернице. — Ваша ситуация поистине незавидная, препятствия ждут вас на каждом шагу. Полагаю, мистер Феррарс во всем зависит от своей матери.
— Своих у него только две тысячи фунтов, так что жениться сейчас было бы безумием. Хотя я бы без сожаления отказалась от надежды на что-то большее. Я привыкла довольствоваться малым: в детстве мы ютились в перевернутой шлюпке и сами ткали себе одежду из морских водорослей. Я готова жить в бедности, но я слишком люблю Эдварда, чтобы своим эгоизмом лишить его состояния, которое, без сомнения, достанется ему, если он женится с ее согласия. Нам предстоит ждать долго, быть может, много лет. Если бы речь шла о любом другом мужчине, подобное будущее меня бы страшило, но я знаю, ничто не может отнять у меня любви и верности Эдварда.
Не зная, как ответить, Элинор повертела в руках бутылку, предназначенную для корабля.
— Эта вера, должно быть, самое ценное для вас; наверняка и его поддерживает такая же вера в вашу преданность.
— Любовь Эдварда давно прошла испытание разлукой, — ответила Люси, — ведь после помолвки нам пришлось надолго расстаться, и теперь уже мне не будет никакого оправдания, если я позволю себе в ней усомниться. Но он ни разу не дал мне повода для тревоги.
В своем молчаливом страдании Элинор так сжала бутылку, что та взорвалась на тысячи осколков, впившихся ей в ладонь. Люси, снисходительно улыбнувшись, взяла другую бутылку и продолжила:
— От природы я ревнива, а продолжительная разлука лишь обострила мою подозрительность, так что случись в его отношении ко мне хоть малейшая перемена, я бы непременно это
«Все это очень мило, — думала Элинор, ползая по полу в поисках последних осколков, — но никого не обманывает». Она наконец позволила себе не смотреть на Люси, сосредоточившуюся на парусе, который она крепила к миниатюрной мачте при помощи специальных щипчиков.
— Но каковы ваши планы? — спросила Элинор после непродолжительного молчания. — Или ваш единственный план — ждать смерти миссис Феррарс? Неужели Эдвард готов прожить долгие годы в нерешительности, вместо того чтобы один раз рискнуть ее временным недовольством?
— Миссис Феррарс очень суровая и гордая женщина. В припадке ярости она запросто может сгоряча передать все своему второму сыну, Роберту!
— Вы знакомы с мистером Робертом Феррарсом?
— Нет, ни разу его не встречала. Полагаю, он ничуть не похож на брата: глуп и большой щеголь.
— Щеголь! — повторила старшая мисс Стил, подняв глаза от долговой расписки для леди Мидлтон, победившей в семи партиях подряд. — Ах, они там обсуждают своих любимых кавалеров!
— Нет-нет, сестрица, — воскликнула Люси, — ты ошибаешься. Наши любимые кавалеры вовсе не щеголи.
— За мисс Дэшвуд я готова поручиться, — вмешалась миссис Дженнингс, — он один из самых скромных и воспитанных молодых людей, что я встречала; что до мисс Люси, то она такая скрытница, что выяснить, кто ей нравится, совершенно невозможно!
— Ах, поверьте, — ответила мисс Стил, обведя всех многозначительным взглядом, — кавалер Люси точно такой же скромный и воспитанный.
Элинор против своей воли покраснела, Люси прикусила губу и бросила на сестру недобрый взгляд. На некоторое время воцарилась полная тишина.
Люси заговорила снова лишь тогда, когда Марианна с Маргарет принялись исполнять особенно бодрую портовую польку, предоставив им тем самым надежное музыкальное прикрытие.
— Должна сказать, недавно мне в голову пришла одна идея. Вы, конечно, достаточно знакомы с Эдвардом, чтобы знать, что любому другому роду занятий он предпочтет должность смотрителя маяка. Я считаю, он должен как можно скорее подыскать себе вакантный маяк, может быть, даже с вашей помощью, раз вы так добры к нам из-за дружеских чувств к нему и, я надеюсь, из участия ко мне. Если бы вы могли повлиять на брата, чтобы он предоставил Эдварду Норлендскую Башню! Очень неплохой маяк, и, насколько мне известно, его нынешний смотритель нынче в немилости у местных пиратов и вряд ли долго протянет. Этого нам хватит, чтобы сыграть свадьбу, в остальном мы положились бы на время и судьбу.
— В знак уважения и приязни к мистеру Феррарсу я была бы счастлива оказать ему любую услугу, но не кажется ли вам, что здесь в моем участии нет нужды? Эдвард — брат миссис Джон Дэшвуд, неужели ему потребуется лучшая рекомендация?
— Но мистер Джон Дэшвуд вряд ли одобряет желание Эдварда работать смотрителем маяка. Семья все еще надеется, что он станет великим политиком или инженером на Станции.
— В таком случае, боюсь, мое вмешательство ничего не изменит.
Они снова замолчали. Наконец Люси со вздохом заключила: