Разум и природа
Шрифт:
Точно так же, можно ожидать встретить самоподтверждение в других примерах того же логического типа. Исследование, игра, преступление и поведение типа А, выделяемое при психосоматическом изучении повышенного давления, – все эти вещи одинаково трудно устранить. Конечно, все это – не категории поведения; это категории контекстной организации поведения.
Резюмируя, можно сказать, что эта глава содержит важные добавочные обобщения. Мы понимаем теперь механику отношения как частный случай двойного описания, и видим, что в единице последовательности поведения содержится по крайней мере три компоненты, а может быть гораздо больше.
Древнегреческий совет «познай самого себя» может нести в себе много уровней мистического постижения, но вдобавок к этим аспектам дела существует еще очень простой, универсальный и попросту прагматический аспект. Несомненно, всякое знание о чем угодно отчасти происходит от того, что называют самопознанием.
Как утверждают буддисты, «Я» – это некоторая фикция. Если это верно, наша задача – определить, какого рода эта фикция. Но пока я приму «Я» в качестве эвристического понятия, чего-то вроде лестницы, полезной, чтобы взобраться наверх, которая в дальнейшем может быть отброшена или оставлена позади.
Я протягиваю руку в темноту и нащупываю электрический выключатель. «Я нашел его. Вот где он»; а затем: «Теперь Я могу его включить».
Но чтобы включить свет, мне незачем было знать положение выключателя, или положение моей руки. Мне достаточно было бы сенсорного ощущения контакта между рукой и выключателем. Я мог бы полностью ошибиться в моем утверждении, что «вот он где», и все же, раз моя рука на выключателе, я могу его повернуть.
Вопрос состоит в следующем: «Где моя рука?» Этот элемент самопознания находится в очень специальном и особом отношении с отысканием выключателя, или знанием, где находится выключатель.
Например, под гипнозом я мог бы поверить, что моя рука была над моей головой, тогда как на самом деле она была вытянута горизонтально. В таком случае я предположил бы, что выключатель находится сверху, над моей головой. Я мог бы даже принять успешное включение света за подтверждение моего открытия, что выключатель был «над моей головой».
Мы проецируем наши мнения о собственном Я на внешний мир, и часто мы ошибаемся по поводу своего Я, продолжая двигаться, действовать и взаимодействовать со своими друзьями – успешно, но придерживаясь ложных мнений.
Что же такое, в таком случае, это «Я»? Что прибавляется к информации, в контексте этой главы, если мы повинуемся старому совету «познай самого себя»?
Вернемся к началу рассуждения. Допустим, я «знаю», что моя рука находится над моей головой, и «знаю», что выключатель света находится на уровне плеча. Допустим, я прав в отношении выключателя, но ошибаюсь в отношении моей руки. Тогда, в поиске выключателя, я никогда не положу руку на место, где находится выключатель. Мне было бы лучше не «знать» положение выключателя. Тогда я, может быть, нашел бы его каким-нибудь случайным движением, методом проб и ошибок.
Каковы же, в таком случае, правила познания самого себя? При каких обстоятельствах лучше – в прагматическом смысле – не иметь такого знания, чем иметь ошибочные мнения? При каких обстоятельствах знание самого себя прагматически необходимо? Большинство людей, по-видимому, живет без ответа на вопросы этого рода. Они, кажется, живут, даже не задавая себе такие вопросы.
Попробуем теперь подойти ко всему этому без такого эпистемологического высокомения. Есть ли у собаки знание о самой себе? Возможно ли, чтобы без знания о самой себе собака могла гнаться за зайцем?
Если отбросить представление, что собака – это одно существо, а заяц – другое, и рассмотреть зайца-собаку как единую систему, то можно спросить: Какая избыточность должна быть в этой системе, при которой эта часть системы способна гнаться за той? А может быть, неспособна не гнаться за ней?
Теперь, по-видимому, получается совсем другой ответ: Единственная необходимая в этих случаях информация (т.е. избыточность) имеет относительный характер. Сказал ли заяц, убегая от собаки, чтобы та гналась за ним? В случае включения света – когда рука («моя» рука?) коснулась выключателя, была создана необходимая информация об отношении между рукой и выключателем; и тогда включение стало возможно без добавочной информации обо мне, моей руке и выключателе.
Собака может приглашать к игре «погонись за мной». Она пригибается, приблизив подбородок и горло к земле, и тянется вперед, прижав к земле передние лапы, согнутые в локтях. Глаза ее подняты вверх и движутся в своих глазницах, при неподвижной голове. Задние лапы согнуты под телом, готовые к прыжку вперед. Эта поза известна всякому, кто когда-нибудь играл с собакой. Существование таких сигналов доказывает, что собака способна к коммуникации по крайней мере на двух расселовских уровнях, или логических типах.
Впрочем, здесь я сосредоточиваю внимание лишь на тех аспектах игры, которые демонстрируют правило, что два описания лучше одного.
Игру и создание игры следует рассматривать как единое явление: именно субъективно представляется, что последовательность остается в самом деле игровой, лишь поскольку она сохраняет некоторые элементы творчества и неожиданности. Если последовательность вполне известна, это ритуал, хотя, может быть, все еще формирующий характер ее участников. [Если определить игру как установление и исследование отношения, то приветствие и ритуал суть подтверждения отношения. Но, конечно, смесь подтверждения и исследования – обычное явление.] Довольно просто увидеть первый уровень открытия у играющего человека, А, имеющего в своем распоряжении конечное число альтернативных действий. Эти действия суть эволюционные последовательности с естественным отбором не элементов действия, но паттернов элементов действия. А испытывает на Б различные действия и обнаруживает, что Б принимает лишь некоторые контексты. Это значит, что А должен либо предварять некоторые действия некоторыми другими действиями, либо помещать некоторые из своих действий во временны’е рамки (последовательности взаимодействия), предпочтительные для Б. А «предлагает»; Б «располагает».
Чудом кажется на первый взгляд изобретение игры разными видами млекопитающих. Я наблюдал этот процесс во взаимодействии между нашей собакой-кейсхондом и нашим ручным гиббоном, причем было вполне ясно, что собака отвечает на неожиданный щипок ее шерсти своей нормальной реакцией. Гиббон внезапно появляется с балок под крышей веранды и как будто нападает. Собака за ним гонится, гиббон убегает, и вся система движется от веранды к нашей спальне, где вместо открытых балок и перекладин есть потолок. Теперь, вынужденный оставаться на полу, гиббон поворачивается и наступает на собаку, которая отступает, убегая на веранду. Тогда гиббон поднимается под крышу, и вся последовательность начинается сначала, повторяясь много раз, что доставляет, по-видимому, удовольствие обоим игрокам.