Разве есть только один путь?

Блейк Анита

– Хочешь, чтобы она жила. Делай, – подтолкнул Губернатор ко мне Цезаря.

В глазах друга можно было прочитать всю боль ответственности за то, что сейчас твориться. Гнев и бешенство отражались на его лице. Я знаю, что меня не отпустят, но может Мартинеза хотя бы не убьют, если он докажет ему свою власть

надо мной. Протянув связанные руки, я пальцами ухватилась за край футболки друга и притянула его к себе. Потеряв равновесие Цезарь, обнял меня, прижимая, и шепча на ухо:

– Я что-нибудь придумаю. Потерпи, пожалуйста.

Я слегка отстранилась и снова заглянула ему в глаза, незаметно кивнув, встала на цыпочки и прикоснулась губами к его щеке.

– Эй, мы тут не в детском саду! – раздался противный голос Губернатора.

Мартинез пробежался пальцами по моей щеке, стирая слезинки, и приподнял мое лицо, крепко держа за подбородок. Его губы нашли мои и принялись изучать их. Отпуская меня лишь на секунду, чтобы я могла вдохнуть.

Спустя пару минут, снова этот голос.

– Переходите к делу, уже!

Меня словно окатили ледяной водой. Мои связанные руки упирались в грудь латиноса, отодвигая его.

– Прости, я не могу, – пролепетала я, делая шаг назад.

– Дай, сюда. Никуда ты не годишься! – вырвал меня из рук Мартинеза Губернатор. Намотав волосы на кулак, он оттянул их так, что моя шея вытянулась под удобным ему углом. – Смотри, как я поимею твою сучку, брат! – хриплым от перевозбуждения голосом призвал Филипп.

Цезарь дернулся в нашу сторону, но Боуман и еще один урод схватили его, и наручниками приковали к трубе, которая торчала из стены, в паре метров от нас.

– Филипп, не делай этого. Я прошу тебя, – взмолился Мартинез. – С тех пор как ты меня спас, я ни о чем не просил тебя. Не нужно.

Отпусти ее. Я же здесь. Зачем она нужна тебе?

– Чтобы полностью подчинить тебя себе! – тихо, даже не поворачиваясь, ответил на просьбу Губернатор. Его губы скользили по моей щеке, язык забирался в ухо, зубы прикусывали кожу на шее, до боли, до скрипа челюсти. Мне были неприятны его прикосновения. Слезы текли, а он просто слизывал соленые дорожки и следовал дальше. Открыв глаза, я взглянула на Цезаря, он пытался вырваться из наручников, разрывая кожу на запястьях.

– Все хорошо, – прошептала я, пытаясь успокоить его. Но новый укус, и я вскрикиваю, по шее теперь текут не только слезы, но и кровь.

Кажется, я начинаю терять сознание, сквозь пелену удушающей боли, слышу крики и стрельбу. Руки Филиппа отпускают меня, и я падаю на пол, как тряпичная кукла, ударяясь головой. Все вокруг исчезает. Я снова в лесу, рядом счастливо улыбающийся Дэрил, рассказывающий историю из детства. Стоп! У Диксона не было веселых историй детства. Что со мной? Где я? Чувствую крепкие руки, поднимающие меня с пола, и уносящие в неизвестном направлении. Прихожу в себя, уже только на заднем сиденье машины.

Поднимаю опухшие от слез глаза, и вижу своего мужчину, он с усердием пытается развязать веревки, связывающие мои руки, и постоянно сдувает челку, мешающую ему. Я улыбаюсь.

– Ты пришел за мной, – шепчу я.

– Куда ж я денусь, – бормочет себе под нос, мой охотник, и целует меня в макушку.

– Мартинез? Он… – шире распахиваю глаза, с мольбой в голосе.

– Жив! – сплевывает реднек.

– Спасибо, – снова падая в темноту, благодарю я, и краем сознания слышу недовольное шипение, моего Диксона