Разведчик с Острова Мечты
Шрифт:
Изумленная пауза воспринималась уже привычно.
— Невероятно, — покачал головой Ретси. — Ааль связался с врагом? Ты что-то напутал, Шагалан.
— На этом настаивает еще один человек, очень авторитетный.
— Кто же?
— Сегеш. Он едва не заплатил за чье-то предательство жизнью.
— Ты видел старика Сегеша?
— Вчера.
— Ну, не знаю… Старик, конечно, фигура прославленная, просто так очернять людей вроде не должен, и все же… Большой Ааль сам не последний среди лесной братии.
— Насчет Ааля и мне с трудом верится, — поддержал друга Эркол, — а вот Бархат,
— А это с чего взял? — удивился Ретси. — Тип, бесспорно, малоприятный…
— Тип гнусный и скользкий. Вечно что-то замышляет, шушукается, высматривает, глаза — колючие, улыбка — лживая.
— Все точно, дружище, но отсюда до измены далековато. Нужно что-нибудь более конкретное для таких обвинений.
Эркол обиженно надулся:
— Конкретного не знаю… Знал — давно бы червяков в земле кормил, этот упырь мигом посодействует. Бове Хартига с ребятами ведь он замучил, лишь списал потом на Царапу! Да и… подозрительный он… Например, иду как-то к Мигуну за покупками… за травкой то есть…
— Да при чем здесь-то?…
— Пусть рассказывает. — Шагалан жестом унял Ретси.
— Подхожу, значит, к кузне, слышу — дверь отворяется. С чужаками, сами понимаете, сталкиваться не с руки, я в кусты юрк, затаился. Навстречу кто-то по тропинке топает, быстро так, уверенно. Дело к ночи, темень кромешная, но ежели человек в трех шагах от тебя… Короче, Бархат это и был.
На секунду все замолчали.
— Ну и что? — пожал плечами Ретси. — Где же тут измена?
— А я и не говорю про измену. Только подозрительно больно: зачем атаман посреди ночи в кузню подался, а?
— Зачем и все — купить чего-нибудь.
— Да чего купить? Травку он не курит, хмельное с народом не пьет. Жратву? Да он на кухне-то никогда не появляется, служку присылает. И потом, где ты видел, чтобы Бархат вообще один за ворота высунулся, без охраны и ночью? Клянусь бородой Станора, нечисто что-то с ним, как есть нечисто!
— Ерунда какая-то! — Ретси отмахнулся, но осекся, заметив серьезное лицо Шагалана.
— Любопытно, — заключил юноша. — И необходимо во всем этом разобраться, пока большая беда не стряслась. Пособите?
— Каким же образом?
— Проследите за обоими атаманами. Недолго, час или два. Думаю, после беседы со мной они начнут шевелиться, нужно засечь.
— Нам что же, к ним через охрану в дом лезть?
— Никуда не лезть, наблюдайте снаружи. Предатель или выйдет сам, или вызовет к себе посыльного. Возможно, верхового.
— И как тогда, вдогон бежать?
— Проводите до ворот. Глянете, в какую сторону направляется. Высматривать затем будет просто опасно, возвращаетесь и сразу извещаете меня.
— Да сколько ж времени-то минует?
— Ничего. Я… догадываюсь примерно, куда негодяи кинутся. И там найдется кому о них позаботиться.
— Это ты про кого? — в один голос воскликнули приятели.
Разведчик помедлил с ответом. Сейчас он доверял вовсе уж ценные сведения:
— Встретит один мой… товарищ. Тоже с дальнего берега.
— Еще богатырь? — фыркнул Ретси.
— Вроде. Вдобавок, в затее участвует старик Сегеш. Серьезные силы? И веселье начинается, братцы, шумное. Разберемся здесь — на более
— Уж тут яснее ясного, — скривился Эркол, вставая. — Неясно только, чем эта общая потеха обернется… Ну да ладно, дружище, попробуем. Как-никак честь ватажная на кону…
Покинув смрадный закуток, Шагалан пустился прямиком к разбойничьим казармам. Как и ожидал, маленький отряд Кули успел смениться и теперь собирался к ужину. Юноша отозвал их вожака в сторону. Повод совершенно невинный — требовалось незамедлительно наведаться на оружейный склад. Куля принялся было ворчать, но проситель оказался слишком серьезен и непреклонен. По прошествии получаса на выходе из склада Шагалан укрыл под плащом увесистый сверток. Потом покосился на спутника, запиравшего замок:
— Вопросик к тебе, дядя, есть.
— Чего еще? — сумрачно повернулся Куля.
— Вопросик несложный, однако перед ответом подумать стоит.
— Ты говори толком, парень. Сверх того что надобно?
— Не о том я, дядя. Вот скажи, на нешуточные дела ходил? Чтоб с мечами, кровью?
— И с кровью, само собой, дел хватало. Чай, не в последних бойцах значился, на хорошем счету… пока с тобой, баламутом, не свела судьба.
Шагалан ноткой обиды пренебрег:
— Тогда как тертому бойцу: кто для тебя самый большой авторитет в ватаге? Кому бы ты безоглядно поверил во всем, даже на слово?
Куля с подозрением посмотрел на юношу, затем почесал в бороде:
— Известно кому — атаманам. Мы под ними ходим, им и доверяем.
— Ну, а кроме атаманов? Они ведь сами-то в бой нечасто бросаются, так?
— Напрасно ты, брат. Ряж за чужими спинами никогда не хоронился, а у остальных и без того забот… Кроме… могу разве Опринью, пожалуй, назвать. Его слово у парней солидный вес имеет.
— Достойный, разумею, человек?
— И не сомневайся, — заверил Куля, как почудилось юноше, существенно чистосердечнее. — Правильный мужик. В бою — самый ярый, после боя — самый справедливый. Людей своих бережет и через то собственную кровь проливал многократно… Не с чужих языков болтаю, сам свидетель.
Шагалан усмехнулся, подкинул сползающий сверток:
— Людей бережет — это важно. С таким хорошим человеком неплохо бы и знакомство поближе свести. Где он сейчас, в лагере?
— Да здесь где-нибудь, куда ж ему деться? Коли Ряж до сих пор в лесу, стало быть, Опринья неотлучно в лагере. В последнюю неделю только так. Ты по казармам пройдись, поищи.
— Добро, по твоему совету и поступлю. — Разведчик помедлил, словно собираясь еще что-то добавить. Потом молча шагнул в дождь.
Танжина устремилась навстречу, едва он, мокрый, ввалился в комнату. В неверной игре света свечи женщина казалась бледной и растрепанной — неизвестно, провела ли она время в раздумьях, зато волнений явно хватило с избытком. Шагалан жестом задержал готовую броситься на грудь подругу, распахнул плащ. Сверток тяжело шлепнулся на пол с глухим металлическим хрустом.