Разведчик
Шрифт:
– И эта грёбаная наркота ни черта не помогает, – взвизгнула Лика.
Я взял её за руку, украдкой проверил: крови нет, не порезалась.
– Не говори так, – прижался к щеке. – Люди… понимаешь. Так бывает.
– Они говорят, что сочувствуют, – сказала Лика. – Как они могут сочувствовать? Какая разница, если они живы, а его нет. Ненавижу!
Столько ненависти и отчаяния было в ее словах, что я даже содрогнулся.
– Перестань, Лика, хватит, успокойся, – тихо говорил я ей и гладил по голове.
Она повернулась и обняла меня за шею.
– Они все говорят, что им тоже плохо, да как им может быть плохо…
Лика
– Успокойся, забудь, – говорил я ей, – не думай об этом. Всё пройдёт, всё… всё будет нормально.
Лика ещё долго что-то шептала, потом просто прижалась ко мне и плакала. Я гладил ее по голове, успокаивал как мог, потом нежно поцеловал в щёку.
– Ты весь мокрый? – спросила она через какое-то время. – Это из-за меня?
– Нет, на улице сильный дождь, – улыбнулся я.
– Я не слышу.
– Он уже кончился. Извини, что оставил тебя одну.
– Нет, ты правильно сделал, что уехал. Тебе надо было… уехать, заняться чем-то.
– Теперь я рядом с тобой. И никуда не отпущу.
– Да, – сказала Лика, – ты со мной. Поцелуй меня ещё раз.
– Что?
– Поцелуй меня снова, пожалуйста.
– Моя дорогая, – сказал я тихо.
Конец лета пролетел незаметно, промелькнула осень, наступила зима. На улице было холодно, а нам… было тепло. Меня взяли в офицерское училище. Полугодовые курсы, на которых мне рассказывали то, что я уже знал. И вбивали в голову мысль, что теперь я буду командовать другими и отвечать за них. С четырнадцати лет отец брал меня на охрану торговых караванов. К тому времени он уже полгода как оставил регулярную службу по состоянию здоровья и зарабатывал тем, что сопровождал торговцев. Тогда не только тупая нечисть представляла для караванов опасность, но и разный разбойный люд, который ещё шастал по земле Зелёного Города. Вычислить и уничтожить разбойников было не так уж трудно, и не потому, что они не умели воевать. Просто, чтобы выживать на отшибе, в лесу, среди зверья и нечисти, всё равно нужно строить какие-то защитные укрепления, а они легко обнаруживаются. Хотя самое последнее такое гнездо зачистили, когда я уже два года прослужил офицером. Теперь разбойников, обычно из разорившихся трапперов, дезертировавших солдат, ну и просто преступников, как правило, прикармливали враждующие Колонии, стараясь после рейдов держать их на своей территории и у себя сбывать награбленное ими.
В общем, пока я охранял с отцом торговые караваны, я оттачивал умение бегать, стрелять, драться и убивать. Первый человек, которого я убил, был именно разбойник. Бандиты устроили засаду в лесу, прямо перед поселением, в которое мы направлялись. Правильно, в принципе. В конце пути охрана обычно расслабляется, только мы были не простой охраной. Наступила уже ночь, когда Отец остановил караван и, чувствуя опасность, решил обойти с двух сторон возможную засаду. Для большинства охранников темнота была кромешная, но только не для меня. Отец доверил мне идти в другой группе, без него, и в лесу мы действительно нарвались на разбойников. Дело было сделано быстро. Даже пленных взяли. Комендант поселения, а им был, кстати, Стёпка Штефанко, тогда ещё капитан, сразу бросился их пытать, чтобы узнать, где схроны с награбленным. Узнал он что-нибудь или
В общем, боевой опыт у меня был, и на офицерские курсы меня приняли без вопросов. Длились они полгода. Наверное, это было моё самое счастливое время. А когда я их закончил, мы с Ликой поссорились.
– Я не хочу и не буду работать клоуном-охранником в твоей шарашке! – крикнул я ей тогда.
– Тебе на меня наплевать! – крикнула она в ответ. – Ты хочешь только бегать по лесам и подставлять свою шкуру под пули. А каково мне будет, если с тобой что-то случится, ты об этом подумал?
– Это моя работа. Я больше ничего не могу и не хочу делать. И не буду!
– Ну и иди тогда к чёрту со своей работой!
– И пойду. Встречу, передам привет.
Я ушёл из дому и жил в общежитии для негородских офицеров-наёмников. Начал ходить в рейды, сначала рядовым бойцом группы, конечно. А потом случилось очень важное событие.
Это был мой третий рейд – конец весны, снег уже почти сошёл. Моя группа закончила участие в операции по отлову стада снежных людей. Мы работали загонщиками, но сегодня утром нам по рации передали, что больше от нас помощи не требуется.
Группа отдыхала. Я отошёл к ручью умыться. Погода было хорошая: тепло и свежо. Ветер прохладный, а природа уже почти проснулась после зимы, лес прямо-таки дышит. Ручей весело журчал, отражая солнечные лучи, вдоль него росли молоденькие берёзки. Я постоял немного, подышал свежим воздухом. Потом наклонился, зачерпнул ладонями воды и умылся. Хорошо! Родниковая вода, холодная, чистая, вкусная, стекала по лицу. Я выпрямился и тут увидел его… Короткая шерсть, огромные мускулы, конусообразная голова, выступающие вперёд челюсти с торчащими клыками и красные глаза, а в них такая ненависть, что словами не выразить. Я бы тоже ненавидел, если бы всю мою семью схватили и отправили в рабство, где они и умрут.
Снежный человек стоял на другом берегу ручья чуть согнувшись и смотрел на меня. Полтора центнера мышц и костей бесшумно подошли ко мне сквозь лес, а я даже не заметил. Снежный человек пронзал меня взглядом. Конечно, у меня автомат на плече и «стечкин» за поясом, но, если он прыгнет, даже если я успею выхватить оружие и выстрелить, пули такую махину не остановят. Остаётся нож.
Мне стало страшно, красные глаза снежного человека излучали ярость, силу, ненависть и страх одновременно. Но мой враг не боялся, он заставлял меня бояться. Ужас и паника охватили меня, сжали сердце, сковали тело. Так бывает, когда вот-вот ужас лишит разума, захватит тело, победит волю, и человек, превратившись в безумное существо, бросится прочь от опасности, не осознавая, что происходит вокруг. Но бывает и по-другому, когда страх превращается в гнев, в ярость…
Снежный человек пошевелился, внутри у меня будто струна лопнула, я закричал и прыгнул. Глаза ослепила жёлтая вспышка.
Я увидел себя со стороны, летящего навстречу снежному человеку, который тоже прыгнул через ручей. Время будто замедлилось. Моя левая рука на ходу вырывается вперёд, упирается в оскаленную морду с торчащими клыками, старается отвернуть подальше, а правая рука с ножом бьёт снизу прямо в живот, покрытый шерстью. Стальное лезвие с трудом пробивает каменные мышцы и погружается в нутро. Я проворачиваю рукоять ножа, а тем временем стальной крепости лапы хватают, сжимают меня.