Разведчики (сб.)
Шрифт:
Булавин посмотрел на Варгина усталыми глазами и задумчиво ответил:
— Не все мерзавцы одинаковы, Виктор Ильич. У каждого свой характер, свои повадки. Чтобы нейтрализовать Гаевого, нужно предвидеть все возможные ходы его, а для этого следует обстоятельно изучить все свойства его характера.
В тот день, когда Сергей Доронин отправился в первый рейс по уплотненному графику, капитан взволнованно вбежал в кабинет Булавина, забыв даже спросить разрешения. Майор знал, что Варгину утром с почты доставили письмо от Глафиры Добряковой.
Булавин
Капитан порывисто протянул Булавину лист бумаги.
— Вот прочтите это, товарищ майор, — произнес он каким-то чужим, сдавленным голосом.
Булавин взял бумагу и отнес ее подальше от глаз, чтобы удобнее было читать (начавшая развиваться у него дальнозоркость все сильнее давала себя знать).
Пока майор читал расшифрованное секретное письмо тринадцатого, держа его в вытянутой руке, капитан, все еще не садясь, напряженно следил за ним, пытаясь уловить следы волнения на лице Булавина. Однако майор внешне был совершенно спокоен, хотя шифровка действительно была неприятной. В ней значилось:
«Срочно донесите, какое практическое значение может иметь лекторий машинистов, о котором вы нам сообщили в прошлом месяце. Тринадцатый».
— М-да, — только и проговорил Булавин, прочитав эти строки.
— Все теперь может полететь прахом, товарищ майор… — упавшим голосом проговорил Варгин, дивясь спокойствию Булавина. — Раз они лекторием заинтересовались, могут и весь замысел наш разгадать.
— Поберегите ваши нервы, товарищ капитан, — холодно произнес майор, слегка сдвинув брови и не поднимая глаз на Варгина. — Садитесь и дайте закурить.
Капитан торопливо открыл коробку папирос и, стараясь сохранять спокойствие, спросил:
— Выходит, значит, что этот тихоня обманывал нас, разыгрывая равнодушие к жизни депо?
— Ничего этого пока не выходит, — ответил майор, задумавшись о чем-то.
— Но если Гаевой нашел нужным донести своему начальству о лектории, — взволнованно продолжал капитан Варгин, — значит, понимал, каков может быть результат этого лектория?
Булавин подпер рукой голову и задумался. Варгин, все еще стоявший перед ним, с нетерпением ожидал его ответа. Опасность представлялась капитану совершенно очевидной, и он считал необходимым предпринять самые решительные действия.
— Положение, конечно, серьезное, — произнес наконец майор, поднимая глаза на Варгина, — но я не понимаю, почему вы так нервничаете, товарищ капитан.
— Я вовсе не нервничаю… — смутился Варгин.
— Вот и хорошо, — усмехнулся майор, протягивая руку за новой папиросой. — Значит, мне это только показалось. Идите, в таком случае, и занимайтесь своим делом, а я подумаю, что нам лучше предпринять.
— А как же с письмом Добряковой? — недоумевая, спросил Варгин. — Отсылать его тете Маше?
— Что за вопрос? Обязательно отошлите.
— Но… — начал было капитан и замялся, не решаясь высказать свои опасения.
— Вы полагаете разве, что это рискованно? — спросил Булавин и, не ожидая ответа Варгина, сам ответил: — Нам ведь известно теперь, что Гаевой знает
На диспетчерском участке Рощиной
Никогда еще Анна Рощина, вступая на дежурство, не волновалась так, как в этот первый день введения разработанного ею уплотненного графика.
Составляя его, она старалась учесть и свой личный диспетчерский опыт и опыт других диспетчеров. При этом приходилось исходить из того принципа, что на транспорте нет людей и профессий незначительных. Тут все были важны и все в какой-то мере влияли на пробег паровоза. От небрежной работы даже самого маленького работника железной дороги могла произойти не меньшая задержка в пути, чем и от неисправности самого паровоза. Для успешного выполнения графика требовалась согласованная работа людей самых разнообразных железнодорожных профессий. Анна, пытаясь добиться такого взаимодействия, строила на этом свой уплотненный график.
Была и еще идея в основе замысла Рощиной. Анна исходила из того положения, что основным принципом соревнования является подтягивание отстающих до уровня передовиков. Обнаружив, что посредственные машинисты, шедшие впереди хороших, изо всех сил старались ехать быстрее, чтобы не подвести стахановцев, Анна и составила свой график с таким расчетом, чтобы первым на ее участке всегда шел хороший машинист, за ним — менее опытный, а следом — снова хороший. По ее расчетам, это должно было повышать чувство ответственности у машинистов.
Диспетчер, которого сменила Анна, сообщил ей, что Доронин уже проследовал строго по графику, нагнав в пути получасовое опоздание. Но за Сергея она и без того была спокойна, а вот молодой машинист Карпов, шедший в сторону фронта с важным военным грузом, вызывал сильные опасения. Пока, правда, он шел по графику, но времени у него было в обрез, а впереди находился тяжелый подъем, на котором паровоз неизбежно должен был сбавить скорость.
Тревожась о Карпове, Анна селекторным ключом вызвала станцию Журавлевка.
— Как тринадцать двадцать два? — запросила она дежурного по станции.
В репродукторе что-то зашумело, и хрипловатый голос доложил:
— Прошел ровно.
«Ровно» на диспетчерском языке означало полный час. Карпов все еще шел по расписанию.
Кашлянув, будто поперхнувшись чем-то, репродуктор продолжал:
— Похоже, что в середине состава букса греется. Дымок виднелся. Не удалось определить только, из-под вагона шел он или из-под цистерны.
Греется букса… Анна хорошо знала, что в лучшем случае это было результатом недостатка смазки или неправильности заправки буксы подбивкой. Могла тут быть и неисправность осевой шейки или подшипника буксы. Но беда во всех случаях была немалая. Букса могла нагреться до такого состояния, при котором легко могли вспыхнуть как подбивочный материал в буксовой коробке, так и сама смазка. А если еще эта букса находится под бензиновой цистерной…