Разведчики (сб.)
Шрифт:
— Прежде всего, — начал Булавин, чувствуя неприятную сухость во рту, — позвольте доложить вам, что, получив вашу телеграмму, разрешающую мне действовать в соответствии с обстановкой, я счел возможным отправить донесение Гаевого, не расшифровав его.
Замолчав, он пристально посмотрел на Привалова. Лицо генерала показалось ему непроницаемым.
— Объясните, почему вы решились на это, — спросил генерал, и майору показалось, что внимательные глаза его стали строже.
— Я поступил так, товарищ генерал, потому что не сомневался в том, каков может быть смысл зашифрованного донесения
Торопливо отстегнув полевую сумку, которая висела у него на поясе, майор вынул из нее листок бумаги, исписанный четырехзначными цифрами. Протянув его генералу, он продолжал:
— Вот цифровые группы обнаруженного нами шифра Гаевого. По количеству их видно, что текст донесения необычно длинный. О чем мог доносить Гаевой так многословно? Если бы ему был известен наш замысел, он ведь сообщил бы об этом, не ожидая запроса агента номер тринадцать. Остается допустить, что Гаевой так пространно излагал только свои личные соображения о лектории, организованном стахановцами депо Воеводино.
— А почему бы не предположить, — спросил Муратов, — что, получив запрос от тринадцатого, Гаевой тайно навел справки и теперь подробно доносит обо всем?
— Этого не может быть, товарищ полковник, — уверенно заявил Булавин. — Мы следим за каждым шагом Гаевого и точно знаем, что он никуда не ходил и ни с кем не встречался. Прочитав шифровку на почтовой марке письма Глафиры Добряковой, он в ту же ночь принялся писать тринадцатому ответ на его вопрос о том, каково практическое значение стахановского лектория.
Заметив, что Привалов одобрительно кивнул головой, Булавин решил, что генерал, видимо, удовлетворен ходом его рассуждений, и продолжал уже с большей уверенностью:
— Что же мог ответить Гаевой? Для того чтобы допустить, что лучшие машинисты поделятся своим передовым опытом, а отстающие воспользуются этим опытом и станут работать лучше, нужно прежде всего поверить в искренность желания машинистов-стахановцев передать такой опыт без малейшей утайки, передать для общего дела ускорения победы над врагом.
Сказав это, майор Булавин смущенно посмотрел на Привалова и торопливо заметил:
— Извините, товарищ генерал, что приходится говорить такие прописные истины, но я считаю необходимым повторить их, чтобы яснее представить себе логику предполагаемого ответа Гаевого.
— Я вовсе не считаю лишними эти рассуждения, — ответил генерал, поудобнее усаживаясь в кресле.
Взглянув на полковника Муратова, казалось застывшего в неподвижной позе, майор продолжал:
— Гаевой не мог поверить в искренность желания машинистов-стахановцев передать свой опыт отстающим.
В этом у меня нет ни малейшего сомнения. А не поверил он в это потому, что вообще, видимо, склонен подозревать в людях только самые низменные чувства. В. Сергее Доронине, инициаторе создания стахановского лектория, он, например, предполагает только карьериста. С точки зрения Гаевого, передав свой опыт другим, стахановцы из передовиков станут рядовыми машинистами, ибо высокие нормы их производительности будут выполняться уже всеми прочими машинистами депо.
— Если вы не очень заблуждаетесь в психологии Гаевого, — заметил
— Значит, мы поступили правильно, временно оставив Гаевого на свободе? — спросил Булавин. — Он ведь тоже, видимо, не сможет ничего сообщить нам об агенте номер тринадцать, а контроль за информацией Гаевого рано или поздно поможет нам уличить его.
— Да, это была одна из причин, по которой я дал согласие не трогать пока Гаевого, — ответил Привалов. — Вторая причина не менее существенна: Гаевой невольно помогает нам скрыть тайну направления главного удара наших войск, информируя свое начальство о мнимом спокойствии на станции Воеводино.
План генерала Привалова
Когда майору Булавину было разрешено возвратиться в Воеводино и Привалов с Муратовым остались одни, генерал спросил Муратова:
— Ну-с, полковник, удовлетворены вы точкой зрения Булавина?
Муратов медлил с ответом, а генерал, хорошо знавший его недоверчивость, добавил, улыбаясь:
— Отличная логика у этого майора.
— Согласен с вами относительно логики, — отозвался полковник. — Но иногда шпионы действуют вопреки всякой логике.
— Бывает и так, — согласился Привалов, — однако на сей раз мы, кажется, не очень-то заблуждаемся.
Встав из-за стола, генерал тяжело прошелся по комнате.
— Пришло время, товарищ Муратов, — решительно произнес он, останавливаясь перед полковником, — предпринять кое-что, чтобы дать свое направление предстоящим событиям.
Полковник настороженно поднял глаза, а Привалов, снова усевшись на свое место, заявил:
— Пора нам переходить к активной дезориентации гитлеровской разведки.
Полковник, понявший эти слова как приказ, поднялся и слушал генерала уже стоя.
— Я поговорю сегодня с командующим и постараюсь убедить его усилить паровозный парк депо станции Озерной, — продолжал Привалов, расстелив на столе карту прифронтового района. — Оно обслуживает поезда, идущие к правому флангу нашего фронта, на котором никаких активных действий, как вам известно, мы не собираемся предпринимать, но пусть гитлеровские шпионы думают, что мы затеваем там что-то. Нужно приковать их внимание к этому участку, чтобы ослабить интерес к другим пунктам.