Разведчики
Шрифт:
Славик вместо ответа обнял её и шепнул на ухо:
— Идем, моя любимая Танюха. Идем.
Кухня оказалась просторной, она была разделена на две половины фанерной перегородкой. У стены второй комнатки стояла кровать.
—Проходи, что стоишь.
Таня повернулась к нему.
—Я не смогу….
—Я уйду, а ты останешься нетронутой? Зачем шла, расстались бы там, на улице, — в его голосе звучала горечь обиды , — а вдруг я останусь «не целованным».
—Не говори так! Ты будешь жить, и я дождусь тебя, клянусь жизнью своей!
Славик
—Клянешься жизнью, а сама не веришь, что вернусь, бережешь себя….
— Дело не в том, что я берегу себя, не могу, совсем по другой причине. Ты же наверно знаешь, что у нас бывают…, — она примолкла, чтобы обнять его и поцеловать, — нам просто не повезло. Ты вернешься, я дождусь и буду только твоей.
Славик обиженно молчал.
Таня некоторое время раздумывала, затем стыдливо сказала:
—Не веришь, проверь…., — затем решительно взяла его руку, потянула к себе, — Проверь! Проверь….
Михаил Федорович Тарасов, придя домой с проводов сыновей, налил граненый стакан водки и залпом выпил, но сон не шел. Рядом ворочалась жена иногда что-то шептала. Хлопнула калитка палисада.
Валентина Максимовна вскочила и бросилась к окну, отодвинув занавеску, проводила глазами Славика и его девушку до дверей кухни. Когда вернулась, сообщила мужу:
—Славик с Таней в кухню зашли.
Отец никак не отреагировал на ее сообщение.
—Что ты молчишь? Там может случиться….
—Замолчи, мать, у нас разве по-другому было?
—Было-то было, но…, — она вдруг замолчала, затем спросила, — ты, похоже, знал, что они придут?
—Знал. Сыночки канались — кому достанется кухня.
—Как же это было??
—Сергей бросил палку, а Славик поймал, затем, по очереди брались за нее. Рука Славика оказалась сверху, — вот он и привел Таню.
—Таня хорошая, серьезная девочка. Она дождется Славика, а вот за Люду такое сказать не могу. Не уверена я. Ты меня слышишь, отец?
Отец, тяжело вздохнув, отвернулся. Максимовна, не дождавшись ответа, всхлипнула.
—Не приучены мы молиться.
—Молиться? — Михаил Федорович принял прежнюю позу, — молитва не поможет.
—Не говори так, сыновья идут в армию, а ты плохо говоришь о Боге.
—Ничего о Боге плохого не говорил и не скажу. Если бы Бог отвечал на все молитвы, то никогда никто бы не болел, никто не воевал, и вообще ничего плохого бы не случалось. Здесь все по-другому. Бог дает человеку судьбу, и никто не может ее изменить.
—Но Бог- то может! — почти крикнула Валентина.
—Он все может, но как его об этом упросить.
—Буду просить его день и ночь, день и ночь…, — она соскользнула с постели и пала на колени перед недавно приобретенной иконой….
Утром у стен военкомата, собралось много народа. Со всех окрестных сел автобусами
По старой традиции в толпе надрывался баян, но звуки музыки казались лишними и баянисты быстро это поняли, как-то стыдливо отходили к автобусам. Сергей и Славик, отметившись о прибытии, стояли вместе с провожающими их родными. По толпе пронесся гул, люди из уст в уста передавали, что через десять минут, быть готовым к отправке. На Крыльцо военкомата вышел офицер и зычно подтвердил:
—Товарищи призывники и провожающие, посадка на автобус через десять минут.
Валентина Максимовна торопливо открыла потрепанный кошелек и стала рыться в нем. Наконец она подняла полные слез глаза и просящим голосом сказала:
—Не откажите матери, примите крестики, которые я освятила в церкви и которые оборонят вас от смерти.
Она шагнула к Славику:
—Иди ко мне сын, ты первый появился на свет Божий, тебе первому даю крест.
Славик смущенно огляделся. Десятки глаз смотрели на него, но он не стал перечить матери, шагнул к ней и низко поклонился. Через несколько секунд медный крест на веревочке был на груди у парня.
—Спасибо, мама, мы вернемся, если даже придется пройти через огонь и воду.
—Иди ко мне Сережа, иди. Иди, пусть и тебя хранит Господь.
—Славик все правильно сказал, мы вернемся, мама, не плачь! — поправляя только что надетый на его шею крест, говорил сын.
Мать, расставив руки, старалась обнять сыновей и навзрыд плакала.
—Отойди, мать, дай и мне с сыновьями попрощаться.
Валентина Максимовна отошла, спрятав лицо, а отец, подойдя к сыновьям, никак не мог сказать слова. Комок стоял в горле, слезы, так некстати наворачивались на глаза.
—Помните, сыны! Самый тяжелый груз — это когда родители хоронят своих детей. Помните это, оберегайте друг друга. Мы вас будем ждать!
Его рука осенила их крестным знамением трижды
—Строиться! Родители бросились к сыновьям, но офицеры торопили, а призывники неумело образовывали строй. Перекличка призывников продолжалась недолго. Пришла пора прощания с невестами и подругами. Повсюду слышны слова:
—Я буду ждать! Возвращайся скорее! Я обязательно дождусь!
Подъехали автобусы, зазвучали команды на построение. Сержанты, которые должны сопровождать призывников, искали своих подопечных и один за другим докладывали офицеру о том, что все призывники прибыли и готовы к отправке.
Посадка не заняла много времени, и под возрастающий гомон прощальных криков, автобусы тронулись с места, протяжно сигналили.
В автобусе Сергей обратил внимание на плотного, среднего роста парня, которого он не раз видел. Компания, которой он, видимо, верховодил, всегда присутствовала на играх, проходивших на районном стадионе. Сергей взглядом указал на него: