Шрифт:
Глава 1
Кирилл
– Кирюха, улыбнись. Тебе сейчас топор в руки дать – и от маньяка вообще не отличишь, можно сразу на доску «Опасные преступники» вешать, прям в центр. Что случилось? – пристал ко мне Матвей, закидывая в рот конфету.
Взял вторую и предложил мне. Я жестом отказался.
– Малой мой вчера вечером машину мою угнал, перед девчонкой своей выпендриться решил.
– И во сколько тебе встали его понты?
– В бампер и крыло. Водятел, млин. Ему
– Брат жив или вас двое в семье осталось?
– Жив. Пока я ночью с гайцами вопросы решал, этот придурок свалил. Поймаю – прибью.
– С братьями вообще одни проблемы, – согласился со мной Мот.
– С сестрами тоже. Давай по домам, пока Доберман не подумал, что мы хотим работать, и не навесил на нас еще пару лишних дежурств. А где Лева?
Лев был старшим родным братом Матвея, одним из моих лучших друзей и нашим коллегой по совместительству.
– Рожать поехал, – отчитался Мот.
– Сам? – заржал я.
– Не, у Сеньки схватки начались, они в роддом рванули. Ну, это надолго, часов на восемь, а может, и на двенадцать.
– Акушер ты гинеколог со стажем.
– Я с Катюхой рожал, теперь спец, – гордо выдал Мотя.
– Да-да, – сыронизировал я, – мы все помним, как ты с Катюхой рожал. Кто мне звонил и пистолет требовал привезти?
– Кто? – удивился Мот, тыкая себя пальцем в грудь. – Я, что ли?
– Нет, Катерина твоя Романовна. Скучно ей стало рожать, пострелять решила.
– Моя может. Поехали, короче. Тебя подвезти? Я в магаз за памперсами, в прошлый раз не того размера купил. Ты знал, что есть просто подгузники, а есть подгузники-трусики?
– Мотя, ты со мной еще грудное вскармливание обсуди. Я же каждый месяц рожаю, выкармливаю и меняю памперсы. Пешком дойду, прогуляться хочу.
– Как знаешь. Погнали.
Мы заперли кабинет и разошлись. Я поплелся пешком, а Мот сел в свою тачку и дал по газам, напевая себе под нос «лето, солнце, жара».
Подмигнул двум симпатичным девчонкам в коротких сарафанах, которые спасались от жары, сидя у фонтана. Птички смутились, переглянулись и кокетливо рассмеялись, но я был не в настроении продолжать знакомство.
Жизнь была бы прекрасной, если бы мой малой не подкинул проблем с тачкой. Выпендрежник малолетний, мозгов нет, зато понтов… Найду – уши на макушке бантиком завяжу.
Я свернул за угол, и первым отреагировал организм. Я остановился; сердце хреначило где-то в висках, а в горле пересохло.
На тротуаре стояла та, кого я давно забыл. Сначала решил, что мне привиделось, но это точно была она. Санька.
Моя личная бывшая беда.
Красивая, сучка! Невыносимо красивая. С первой же встречи втюрился, еще в универе. Осмотрел ее с ног до головы, задерживая взгляд на груди идеального третьего размера. Словно для моих ладоней созданной. Ножки длинные в шортах коротких. В ладонях она сжимала сумку и топталась на месте, словно
Раздражением накрыло мгновенно, и челюсти сжались сами собой.
Я стоял, как в анекдоте, статуей в лучах заката, и смотрел на девушку, в память о которой мне осталась только треклятая сковородка. Трофей, млин.
Санька меня не заметила. Судя по движению губ, она ругалась себе под нос. Я присмотрелся к ее ногам и сжал зубы: Вишневская была в своем репертуаре!
В этом районе на тротуаре совсем недавно положили новый асфальт, смола на жаре плавилась, не успевая затвердеть, а Вишневская, конечно, не заметила и теперь пыталась отклеить свои сандалии от асфальта.
Я продолжал стоять, залипая на нее. Ни капли не изменилась, зараза. Такая же, вот только волосы обрезала до лопаток и в светлый покрасила. Раньше, когда мы были вместе, они у нее до самых бедер были длиной.
Когда-то я эту дикую кошку любил до красных кругов перед глазами. До встречи с ней, да и после, даже не подозревал, что ревностью может так накрывать.
Но пять лет назад она сделала свой выбор, который я с трудом, но принял. И отпустил. И меня отпустило. Не сразу, но отпустило.
Запихнул воспоминания о ней в самые дальние уголки души, но…. Пару лет назад напомнили. Я тогда около месяца чумной ходил и думал. Много думал.
Я пялился на Саньку, ровно до момента, пока к ней не пристали два кандидата в крематорий.
– Девушка в беде, – пропел один, а я вспомнил, что такое ревность.
– Иди ко мне, красавица, помогу! – поддакнул второй.
Все, стоп-кран сорвало, резьбу тоже, а тело вспомнило как это – ревновать и заводиться с пол оборота.
А вообще я нормальный! Спокойный даже. В моменты, когда Вишневская на большом расстоянии. А вот нахождение ее в такой опасной близости будило во мне дикого ревнивого зверя.
Видимо, до сих пор. Память тела срабатывала, инстинкты, я сам не понимал, но тумблер переключился, а я завелся.
– Слышь, Д’Артаньян, – встрял я, – ты, если на кладбище вне очереди не хочешь, капюшончик на голову верни и галопом отсюда.
Санька вздрогнула. Выпрямилась. Напряглась и не шевелилась.
– Пробегай мимо, мужик, она наша, – нарывался придурок.
– Смешно пошутил, я оценил, – я потер ладони, – граждане недоусопшие, не расползаемся, морг в другой стороне. Или помочь с доставкой?
– Ты че?.. – остроумия недоумкам не выдали, они мычали невнятно и соображали, как бы достойно ответить.
– «Че» – по-китайски «жопа», а по-японски – «велосипед».
– Отойдем? – предложил самый смелый.
– Подождите! – залепетала Санька. – Минутку, пожалуйста, подождите.
Она шарилась в своей необъятной сумке, не глядя в мою сторону.
– Одну секундочку. Вот! Нашла.
Александра выудила из дамской сумочки… Топорик. Маленький.
– Такая полезная вещь, – нервно бормотала она, – купила в супермаркете, решила, что в хозяйстве пригодится.