Разведка боем
Шрифт:
Новиков с увлечением наблюдал не за работой Шульгина, а за поведением чекиста. По едва заметным признакам видел, что тот начинает терять остатки самообладания. Вряд ли он и те, кто помогал ему отрабатывать легенду, не то чтобы учитывали, а хотя бы предполагали существование противника такого класса. И сейчас чекист мучительно соображал – принять ли одну из подсказок или поиграть еще. Парень он, конечно, не слишком заурядный, но партия его проиграна еще до начала. Однако пусть побарахтается. Сейчас он попытается взять тайм-аут.
– Простите, а не могли бы вы назвать себя? – спросил Вадим, облизнув губы. – Крайне неудобно говорить, не зная, как обращаться.
– Называйте
Вадим выглядел человеком, решившим прокатиться на карусели и вдруг понявшим, что остановить ее он уже не в силах. И голова кружится, и тошнит, и знаешь, что будет еще хуже, а скорость такая, что не спрыгнуть.
Новикову в какой-то момент стало его даже жаль.
– Зачем человека мучаете, полковник, – спросил он Шульгина почти искренне. – Сказать ему явно нечего. Позовите Мизгиря, и пусть кончает. У нас с вами неотложные дела в городе, вы не забыли?
– Воля ваша, – обреченно сказал чекист. – А я все же надеялся, что хоть чем-то смогу быть полезным. Ну, давайте я вам все же расскажу, что знаю, а потом… Ну, как хотите.
– Браво, прапорщик. Это – четвертый вариант. Но ты снова ошибся, к сожалению, в последний раз. В чем тебе не повезло – собеседники попались совершенно нелюбопытные. Этого вы учесть не смогли. Мне ведь глубоко наплевать и на твоих начальников, и на тебя, и вообще на все, что случится в этой стране дальше. Советская власть мне противна, вот я и взялся помогать белым. При их подходе устроим в городе шороху побольше, беспорядков, взорвем что-нибудь. Постараемся не позволить вашим вождям разбежаться с награбленными ценностями. А старая власть восстановится – я снова уеду. Приключений искать. А с тобой мне просто так поболтать захотелось, время скоротать. Что, думаю, за парни такие, от всего человеческого отказавшись, в красные опричники пошли? Оказывается, ничего особенного. При Иване Грозном, пожалуй, поинтереснее персонажи встречались…
Шульгин разочарованно махнул рукой, встал, с меланхолией во взгляде повернулся к Новикову.
– А Мизгиря вы, полковник, сами зовите, мне он тоже скучен…
Андрей сунул в карман так и не использованную по назначению трубку, соскочил с подоконника, вышел из комнаты.
Шульгин сел на его место. Лицо его было спокойным и как бы даже печальным.
«А
Вадим продолжал сидеть, как ни в чем не бывало, только сжимал и разжимал пальцы.
– А жили-то вы где, прапорщик? Адресок оставьте. После победы, если сам в живых останусь, могу родственникам сообщить. Так, по-человечески. Могилы от вас не останется, но хоть день и обстоятельства знать будут.
– Из Петрограда я. Мать на Литейном живет. Дом 16, квартира четыре. Самойлова Варвара Диомидовна. Напишите, если вправду такое намерение имеете.
– Чего уж, напишу, раз сам предложил. Вот старушке радости будет – сын умер собачьей смертью за хамскую власть. Лучше бы действительно на Галицийском фронте.
Вернулся Новиков:
– Сейчас будет Мизгирь. А вы, полковник, плесните прапорщику чарочку. Держится он неплохо.
Пока Шульгин доставал из вещмешка припрятанную фляжку, Андрей снова занялся трубкой. Теперь он проверил качество набивки и приготовился ее раскурить, одновременно насвистывая популярную в конце шестидесятых мелодию песенки «Здравствуй и прощай».
– Пейте, Вадим, коньяк хороший. Все, что могу лично, как говаривал один известный генерал. Вы, если б пришлось, мне, скорее всего, не налили?
– На фронте непременно бы налил, а в ЧК и вправду не принято.
За дверью застучал сапогами Рудников. Чекист не справился с дернувшим щеку тиком, судорожно вздохнул и залпом выпил.
Новиков поднял указательный палец.
– А знаете, полковник, мне вот что в голову пришло. Если мы прапорщика все же стрелять не станем?
– Чего ради? Жалко стало или как?
– Или как. Вы ему тут мозги прилично заморочили. Не на всю катушку, но достаточно. А чем другие хуже? Неплохо бы и их поразвлечь. У меня такое предложение – давайте его отпустим. Пусть идет к своим и все расскажет. Что было и не было – на сколько фантазии хватит. А они голову поломают – что это за белобандиты такие, чего им нужно и в чем их настоящий интерес?
– Так через час тут половина ЧК будет…
– Ну мы ж его не сразу отпустим. Нас и след простынет, пока он отсюда выйдет.
– Можно и так. Мне, вы знаете, совершенно ведь одинаково, больше одним красным на свете, меньше… Как комаров в лесу. Только интереса в вашем предложении не слишком много. Мы ведь не узнаем, как там у него с начальством выйдет. Соответственно – нет никакой разницы, уйдет он живой или его здесь прикопают.
– Да и то. – Краем глаза Новиков наблюдал за Вадимом. – Резон в ваших словах есть. Тогда еще предложение. Давайте проиграем самый первый вариант. Мы ему, значит, поверили, якобы завербовали. Даем задание – вернуться на Лубянку, доложить. Что именно – на его усмотрение. Как можно ближе к тому, что они от этой акции ожидали. А завтра в условленном месте он сообщит нашему связному, как все получилось и что думает делать дальше. Устраивает вас, юноша, такой выход?
Цели своей они, безусловно, добились. И заморочили голову чекисту основательно, и нервы на кулак намотали. Разве что выпитые без закуски триста грамм уберегли его от слишком глубокого стресса.
Вытирая со лба крупные капли пота, он сумел-таки выдержать марку:
– Слава богу, господа. Только вы ошибаетесь, я на самом деле хотел вам помочь, ко взаимной пользе.
– Тем лучше, прапорщик, тем лучше. Хоть это и в пустой след. С тем же успехом вы могли бы сейчас выкрикнуть нам проклятие и добавить что-нибудь этакое, р-революционное. Но раз вы искренне с нами, у вас есть возможность слегка подправить свою карму. Поручик!