Разведка: лица и личности
Шрифт:
Стенсфилд Тернер внимательно слушал ораторов, но его серо-голубые глаза ничего не выражали, и изборожденное глубокими морщинами лицо морского волка оставалось непроницаемым.
Вообще, весь его облик — это олицетворение спокойствия, уверенности и собранности. И одет он в спокойные сине-серые тона.
Выступление Тернера также было по-военному четким и кратким. Он рассказал о взаимодействии ЦРУ с Конгрессом США, о проблемах секретности в разведывательном сообществе США, о необходимости разведки быть законопослушной. Кстати сказать, в своем интервью газете «Совершенно секретно» (№ 7 за 1996 год) адмирал сообщил, что свой доклад на нашей конференции он согласовал с ЦРУ и получил соответствующую апробацию. Замечу попутно, что наши бывшие руководящие работники разведки в большинстве своем считают недостойным согласовывать свои выступления с пресс-бюро Службы внешней разведки
Выступления соотечественников на конференции «Гражданско-военные отношения в демократическом обществе» были в основном острыми и интересными, но все они безбожно нарушали регламент и заплывали в своих рассуждениях далеко в сторону от объявленной темы.
После окончания конференции я спросил у Тернера, как обстоят дела в США на подобных форумах по части соблюдения регламента и деловитости. Собеседник явно не хотел нас обижать, но потом все-таки сказал, что у них порядка значительно больше, так как в Америке давно научились ценить время.
Как это уже очевидно, из политики Тернер не уходит и помимо активного участия в разного рода конференциях является еще и профессором Центра международных исследований проблем безопасности Мэрилендского университета. Здесь он ведет семинар по проблемам возникновения войн, исходя из понимания, что войны есть продолжение внутренней политики государства. Тернер с большим удовольствием принял мое приглашение посетить наше Бюро по связям с общественностью и средствами массовой информации в Колпачном переулке (сейчас оно размещается на Остоженке) и ознакомиться с его работой. Здесь пресс-секретарь директора СВР Татьяна Самолис с большим энтузиазмом рассказала ему о наших принципах работы с журналистами: никому не лгать, вежливо разъяснять, почему СВР не может удовлетворить ту или иную просьбу представителя прессы, не оставлять невыполненным ни одного обещания. Несомненно, такая линия поведения способствовала тому, что СВР имеет сейчас нормальные отношения со средствами массовой информации. В свою очередь, Тернер с видимым удовольствием рассказал, что, став директором Центрального разведывательного управления, он после недолгих размышлений понял полезность работы с прессой и учредил впервые в истории ЦРУ аналогичное учреждение. Задача его была двуединой: просвещать американскую общественность о деятельности управления и информировать о работе иностранных разведок как в США, так и в других странах.
Беседовать с Тернером было интересно. Он не уходил от ответов на вопросы и создавал впечатление доверительности в разговоре, был всегда четок и конкретен. Тернер отличается от большинства мужского населения планеты тем, что не курит и не употребляет спиртных напитков. Причиной такого нестандартного, скажем, поведения является то, что пятьдесят лет тому назад погиб в автомобильной катастрофе его родной брат, находившийся в нетрезвом состоянии. После этого Тернер дал обет воздержания от алкоголя и ни разу его не нарушил. Так что выпить за его здоровье во время обеда мне пришлось одному.
Своей открытостью, доброжелательностью, готовностью к диалогу Стенсфилд Тернер больше всего напоминал мне Билла Колби. И оба они заметно отличались от других директоров ЦРУ. Если те были способными администраторами и сторонниками замкнутой разведывательной системы, то Тернер и Колби были ее реформаторами в сторону большей открытости и законности.
Колби приезжал в Россию чаще остальных бывших директоров ЦРУ, давал многочисленные интервью российским журналистам и у нас, и в США, поэтому нет особой нужды излагать в деталях его взгляды и практическую деятельность. Однако поскольку я имел удовольствие довольно часто общаться с ним, а в промежутках между встречами обмениваться письмами, и тем более, что его уже нет на этом свете, я хотел бы в конце этой главы сказать еще несколько слой о нем.
Думаю, что Колби искренне хотел глубоких реформ в ЦРУ, чтобы превратить эту организацию в более цивилизованную и законопослушную. Об этом свидетельствуют и его высказывания, и практические действия в бытность директором разведывательного ведомства. Колби решительно выступил против бесцеремонного вмешательства во внутренние дела других государств, против организации убийств и похищений руководящих деятелей за границей, против проведения медицинских опытов над людьми, он осуждал агрессивную политику США в ряде районов мира. А начал он свою деятельность в качестве руководителя разведки с увольнения на пенсию начальника внешней контрразведки Джеймса Энглтона, который отвечал
Энглтон вел свои интриги, не ставя в известность руководство Лэнгли, и даже имел в своем распоряжении личные шифры для переписки с зарубежными партнерами ЦРУ. Как свидетельствуют компетентные люди, особо тесные связи у Энглтона были со спецслужбами Израиля.
Мне всегда было легко и интересно беседовать с Колби не только в силу общности профессии, но и потому, что в наших биографиях было много сходного: одна возрастная группа, участие во второй мировой войне, принадлежность к воздушно-десантным войскам, работа в резидентурах в условиях войн и кризисов (у Колби — вьетнамская война, у меня — арабо-израильские и Афганистан), совместное участие в международных конференциях по проблемам разведки…
Хочу развеять и одну легенду о Колби. И при жизни, и после его смерти американские и российские журналисты переписывали друг у друга одни и те же фразы о том, что он, мол, серая и невыразительная личность. Из одной статьи в другую кочевала фраза: «По словам лиц, хорошо знавших Уильяма Колби, он идеально подходил для шпионской деятельности: незаметный, серый человек, напоминавший коммивояжера, запомнить внешность которого очень трудно…» Все это не так. Колби, наоборот, привлекал к себе людей своей доброжелательностью, открытостью, вокруг него всегда толпились ученые, журналисты, бизнесмены, всем было интересно с ним поговорить, узнать его мнение по самым различным вопросам, в том числе и далеким от разведывательной тематики. Но, как известно, очень трудно бывает избавиться от однажды найденного клише, особенно если делаются псевдонаучные ссылки на Грэма Грина [6] , который якобы использовал черты Колби при написании своего «Тихого американца».
6
Речь идет о романе английского писателя Грэма Грина, напечатанного в 1955 году.
Колби отнюдь не был серым, это был яркий человек, и даже смерть его в апреле 1996 года была необычной: не справившись с течением во время прогулки на байдарке-одиночке, он потерял сознание и утонул в реке Уикомико, недалеко от американской столицы.
В заключение приведу выдержку из письма Уильяма Колби ко мне от февраля 1993 года:
«…Вы правы, что мы еще не дожили до того момента, когда государства могут обойтись без разведки. Самое главное, вы правы, говоря о том, что разведка должна быть ориентирована на защиту национальных интересов своей страны, но без идеологических предвзятостей относительно «противников». Следуя таким курсом, разведывательные службы наших государств могут служить своим народам, избегая непродуманных эксцессов на своем пути, и сотрудничать в тех областях, где совместно мы можем сделать больше для своих стран, чем по отдельности. Разработка конкретных деталей этой деятельности будет непростым делом, но это будет захватывающий процесс, и он принесет благо всем нам».
Предатели
В своих воспоминаниях о работе в разведке я никак не могу обойти тему предательства, хотя, естественно, никаких приятных эмоций она не вызывает. Но это тоже часть жизни в разведке, и никуда от этой темы не уйти. Предательства имели место в прошлом, есть они и теперь…
Во время сталинских репрессий некоторые разведчики отказывались возвращаться в СССР и оставались за границей во имя спасения своей жизни. Осуждать их трудно: здесь срабатывал нормальный инстинкт самосохранения. После смерти Сталина и устранения Берии и его сообщников никакой «охоты на ведьм» в разведке уже не велось. За время моей службы в этом ведомстве не было ни одного случая, чтобы разведчик стал жертвой доноса, интриг или клеветы и был незаслуженно репрессирован. Теперь предательство имело уже совершенно иную основу — разнообразные проявления аморальности в сочетании с психическими отклонениями. Подавляющее большинство таких предателей попыталось представить себя перед лицом мировой общественности в роли политических борцов с системой, которая провозгласила себя социалистической, как противников тоталитаризма, как «узников совести».