Разведка уходит в сумерки
Шрифт:
Правда, пришла предательская мыслишка: а вдруг генералы хотят списать собственные просчеты, собственное неумение на кого-то другого. Ведь предстоящее наступление русских они явно проморгали. Но он отбросил эту мыслишку. Дело не в том, добьются русские успеха иди не добьются, погибнут сотни немецких солдат или не погибнут. Все это мелочи. Есть высшие расчеты, высшие задачи, для которых Гельмут и готовит себя.
Именно это и заставило его подняться и вызвать фельдфебеля.
— Бомбят?
— Все еще сыпят.
— Часа через два-три поднимите людей и проверьте личное имущество, снаряжение и вооружение. Мне многое не нравится.
— Пока да.
— Все. Я исчезну на несколько часов.
Шварц быстро собрал чемодан, осмотрел оружие и ушел к тем, кого решил оставить на занятой противником территории.
На рассвете действительно началась артиллерийская подготовка. Она гремела южнее, и единственными, кто встретил ее в полной боевой готовности, были разведчики. Когда об этом узнал командир полка, он затребовал объяснений у Шварца. Гельмут ответил коротко и корректно:
— Я предупреждал и об этом наступлении и о многом другом.
Командир полка промолчал, но Шварц почувствовал — добрее он не стал. Однако это не волновало. Отто сейчас в тылу, и он передаст его предупреждение начальству. В конце концов оно должно будет заинтересоваться методами разведки обер-лейтенанта Шварца.
Наступление русских проходило успешно. Да иначе и не могло быть: они хорошо подготовились, а противодействовать им было некому. По крайней мере в первый, наиболее важный день.
Утром, когда Шварц собрался на передовую, чтобы самому посмотреть, как ведет себя противник, потолковать с солдатами, его вызвали в штаб полка и сообщили невероятное — неподалеку от передовой обнаружены машина и труп Отто Вейсмана.
Впервые за долгое время Шварц оторопел. Вейсман накануне вечером должен был уехать в тыл. Как он очутился почти на передовой, да еще в стороне от дороги, которая вела в село, Гельмут не понимал.
Уже по дороге к месту происшествия он с ужасом подумал, что с Вейсманом была его докладная о результатах и методах разведки. Сам Отто исправно, с подлинно немецкой аккуратностью вел дневник. И если все это попало в руки противника — Шварц окажется в числе штрафников: русские не преминут воспользоваться промашкой. Ведь он, как истый разведчик, не должен был пользоваться случайными каналами, а тем более знакомством, для передачи секретных материалов, не должен был так широко информировать о них Вейсмана.
Дело было, конечно, не в том, что он не имел права — право можно было и доказать: Вейсман приезжал проверять донос. А на дознании можно пойти и на это. Дело в том, что он рассказал обо всем эсэсовцу, а по неписаному закону тех кругов, к которым принадлежал Шварц, это было недопустимо. Таким образом, Шварц рисковал лишиться покровительства военных кругов, на которые он ориентировался и которые так или иначе будут играть в свое время решающую роль. И в то же время он мог усилить подозрительное отношение к себе и своей деятельности своих непосредственных начальников и тех, кто стоит над ними. В сущности, единственными, кто мог его поддержать в создавшемся положении, были эсэсовцы — к ним принадлежал Вейсман, и они не раз предлагали Гельмуту перейти в их разведку.
«На худой конец и это неплохо, — подумал Шварц. — А русские — не дураки. Они не будут сразу раскрывать такие козыри — они им еще пригодятся: ведь борьба продолжается».
И хотя все это не успокоило Шварца, а лишь отодвинуло события, он интересовался теперь только фактами,
Осмотр места гибели Вейсмана не дал ничего принципиально нового. Все говорило о том, что машина попала в засаду. Эсэсовские дознаватели уже были на месте и успели опросить всех находившихся в эту ночь поблизости от дороги солдат и офицеров. Но они не слышали ничего подозрительного; ни взрывов, ни криков. Автоматных же очередей и одиночных выстрелов в районе передовой всегда много. Они не видели ничего, что могло бы их заинтересовать или удивить. По дороге ходили машины, но легковой они не видели. Посторонних, а тем более солдат противника или лиц, похожих на партизан, не замечали. А если бы и заметили, то, безусловно, либо задержали, либо вступили в бой.
Положение трупов и следы на снегу со всей очевидностью показывали: нападение было произведено внезапно. Вначале Вейсмана обманули, он остановил машину и сам, именно сам — никаких следов борьбы, применения силы дверцы машины не носили — открыл дверцу. Тут его оглушили и придушили. По-видимому, в ходе борьбы в дело вступила собака и была убита.
Нападавшие не сразу сладили с шофером Вейсмана — Шварц помнил его, — это был крепкий, жилистый мужчина, и он, по-видимому, успел дать очередь из своего автомата и убить одного из нападавших.
И тут Шварца смутила одна деталь — на снегу и на дороге не было ни кровинки. Правда, солдаты врага были одеты очень тепло. Обыскивавшие убитого немецкие солдаты смотрели на его обмундирование с завистью. Поэтому кровь могла просто впитаться в одежду. Но все-таки это было подозрительно. Кроме того, внешний вид убитого русского был иной, чем у Вейсмана и собаки: он казался более промороженным, негнущимся, а ведь одет он теплее…
Следы показали, что шофер героически боролся — валялась даже пуговица от его шинели. Потом его потащили в лес. И здесь он сопротивлялся — видны следы, отклонявшиеся от общей стежки. Наконец он, видимо, решился на крайнюю меру: драться до последнего. Тут его повалили, разорвали шинель, а потом и вовсе сняли ее и выбросили.
— Картина довольно ясная, — сказал один из эсэсовцев.
— Непонятно только одно, зачем требовалось снимать шинель с шофера?
— Неужели не понимаешь? — усмехнулся первый. — Укрощение холодом.
Что ж, и это было логично и оправданно. Когда шофера протянут по лесу два-три часа, он так замерзнет, что не в силах будет оказывать сопротивление. Больше того, за возможность согреться он отдаст многое. В том числе и военные сведения.
Все было правильно. И все-таки многое смущало Гельмута. И самое главное — зачем Вейсман попал в эти места? Ведь они были ближе всего к тому участку фронта, через который пыталась прорваться разведка противника. Неужели Вейсман решил сам проверить…
И тут мысли Гельмута сделали скачок. Он вдруг до мельчайших подробностей проанализировал все, что знал о последнем удачном поиске русских, и понял — неудача разведчиков при попытке прорыва была предусмотрена заранее. Она, эта неудача, должна была прикрыть настоящих разведчиков, и она сделала это.
Шварц молча откололся от общей группы и пошел по следам в лес. Ему кричали об опасности — стежка могла быть заминирована, но Гельмут шел уверенно. Он уже знал, что ждет его в глубине леса. И он не ошибся — за ближним кустарником свежие следы оборвались — осталась стежка старых, полузаметенных следов.