Разведка. Вымыслы и правда
Шрифт:
Такую позицию подсудимого можно объяснить скорее всего тем, что следствие провело с ним соответствующую работу, я не исключаю, что Пеньковскому в той или иной форме дали понять: будешь, мол, сотрудничать со следователями, это учтут при вынесении приговора и, возможно, смягчат наказание. Вот он и стал не только давать правдивые показания, но и интерпретировать некоторые моменты в том направлении, которое было выгодно властям, особенно в пропагандистском плане.
К слову сказать, на процессе Пеньковский держался достойно: не юлил, не выкручивался, не пытался разжалобить, полностью признал свою вину. На вопросы отвечал спокойно, по-военному четко и кратко. Всегда был подтянут, собран.
Нет, с этим полковником все было не так просто, как пытались тогда изобразить в советской прессе. Да и в зарубежной тоже. Конечно, он любил хорошо пожить, не чурался и обильного застолья. Не был равнодушен и к слабому полу. Но все это, как я могу судить, в допустимых границах. И безусловно, не эти человеческие слабости или пусть даже пороки толкнули его на измену.
Что же тогда? Деньги? Пытались мотивировать и этим. Но когда объективно, по правде разобрались, то выяснилось: Пеньковский не испытывал низкопоклонства перед золотым тельцом. Во всяком случае, ни от англичан, ни от американцев он не получил сколько-нибудь крупных денежных сумм за секретные сведения. Были, правда, подарки и оплата счетов за купленные вещи во время командировок в Лондон и Париж. Но все это мелочи. Была договоренность о выплате денежного содержания, исходя из ежемесячного оклада в две тысячи долларов, когда Пеньковский окажется на Западе после выполнения своей миссии в СССР, и вознаграждение за прошлую шпионскую деятельность из расчета тысяча долларов в месяц. Даже учитывая, что сорок лет назад американская денежная единица была куда полновеснее, чем в наше время, все равно надо признать, что шпион должен был получить довольно скромную плату за великий страх.
Правда, следствие зафиксировало эпизод, когда в один из приездов в Москву сотрудник Сикрет интеллидженс сервис Гревилл Винн, выполнявший роль связника между шпионским центром в Лондоне и агентом Янгом (такая кличка была присвоена Пеньковскому в СИС), передал последнему три тысячи рублей. Но тот фактически ничего не израсходовал на себя, а распорядился деньгами следующим образом: четыреста рублей потратил на угощение своего британского связника Винна, шестьсот — на приобретение ювелирных изделий в подарок английским разведчикам и две тысячи вернул назад.
В общем с Пеньковским было не все так просто и прямолинейно, как это пыталась представить советская печать. Впрочем, и западная, публикуя материалы с противоположным знаком, в принципе тоже не блистала глубоким и объективным освещением всей этой шпионской истории.
Пишу не голословно, а основываясь на всестороннем и детальном анализе объемистого следственного дела, с которым мне удалось познакомиться перед началом судебного процесса. Как это произошло, сейчас расскажу. Тут нет большого секрета; ныне уже раскрыты куда более важные государственные тайны.
Служба «А» КГБ СССР, занимавшаяся активными мероприятиями — в основном это были дезинформационные акции в зарубежных средствах массовой информации, — на сей раз разработала проект пропагандистской поддержки открытого судебного процесса над Пеньковским. Суть заключалась в том, чтобы еще до начала суда были написаны убедительно аргументированные статьи по этому делу, обращенные специально к читателям разных стран и географических районов. На профессиональном языке их называли «направленными материалами на Западную Европу или
Расчет был прост. Иностранные корреспонденты, аккредитованные на процессе, сумеют послать первые репортажи лишь через несколько часов, когда объявят первый перерыв. А тут значительно раньше представители советского агентства печати «Новости» прямо на месте преддо-жат свои статьи и фотографии вещественных доказательств и участников эпизодов дела. Мало кто из редакторов удержится от соблазна пустить в ход такие материалы.
Распространялись статьи по каналам внешней разведки КГБ. До начала суда их с дипломатической почтой разослали в резидентуры при советских посольствах в двух десятках стран. И утром 7 мая, когда члены судебного присутствия, возглавляемого генерал-лейтенантом юстиции Виктором Борисоглебским, вошли в зал заседаний Верховного суда СССР, сотрудники советских диппредставительств, поднятые по срочной шифровке, которая поступила с Лубянки, уже носились по редакциям газет и журналов стран своего пребывания и предлагали материалы о деле Пеньковского.
В ту пору я был заместителем главного редактора Главной редакции политических публикаций (ГРПП) АПН. Но эта вывеска прикрывала рабочий аппарат Службы «А» — полсотни журналистов и референтов, которые как на конвейере выпускали статьи, комментарии, обзоры, брошюры и даже книги, написанные по разработанным в дезинформационном центре внешней разведки тезисам. Мне дали в помощь двух опытных журналистов-международников и поручили срочно подготовить материалы по делу Пеньковского. В нашу группу вошел также фотокорреспондент, запечатлевший на пленке вещественные доказательства.
Мы отправились в Военную коллегию Верховного суда СССР и принялись внимательно изучать следственное дело. С соблюдением, конечно, строжайшей секретности. Времени было в обрез, но все успели, и примерно за десять дней до начала процесса подготовленные нами и одобренные начальством материалы были разосланы по зарубежным точкам внешней разведки.
Вот как я узнал всю (или почти всю) подноготную о Пеньковском. Но, понятно, изложить ее правдиво и объективно в своих статьях тогда было невозможно. Попытаюсь это сделать сейчас.
Взлет и падение
Олег Пеньковский начал армейскую службу в 1937 году, отмеченном кровавой расправой Сталина над маршалом Тухачевским и другими выдающимися военачальниками, массовыми репрессиями над командно-начальствующим составом РККА. Но это мало волновало восемнадцатилетнего выпускника средней школы. У него были свои заботы: какое занятие избрать себе в жизни. Он останавливается на военной профессии и поступает в Киевское артиллерийское училище.
Нельзя сказать, что Пеньковский сызмальства мечтал о карьере армейского офицера. Скорее его выбор был продиктован трудными семейными обстоятельствами: не было средств, чтобы учиться в институте. Отец умер от сыпного тифа во Владикавказе (здесь родился и Олег) в 1919 году, когда сыну было всего шесть месяцев. Мать воспитала его одна. Тянула изо всех сил. Но как можно было прожить вдвоем на скромный заработок секретаря-машинистки? А учеба в военном училище давала полное обеспечение и всего через два года, после получения лейтенантского звания — двух кубиков на петлицах, — сносное денежное содержание, возможность материально помочь матери.