Разведка
Шрифт:
Признаться, оказанная честь меня нисколько не обрадовала. И не потому, что совсем не выспалась, и не потому, что операция была рискованной. Мне в принципе это было не по душе. Я считала, что на войне, даже больше чем в мирное время, каждый должен знать свое определенное место.
Эту истину я усвоила с самого начала войны, пережив позор первых дней отступления, панику и два вражеских окружения. А до войны в свои шестнадцать лет о войне я имела самое романтическое представление. Враг напал! Ну и что ж? Верхом на горячего коня, в руку саблю и... марш-марш в атаку!
Мои мечты осуществились, но совсем не так, как я это себе представляла. Во всяком случае - не столь романтично. Убедилась, что война - это прежде всего труд. Труд тяжелый, повседневный, без учета меры и времени, с пренебрежением к опасности, с величайшим напряжением физических и моральных сил. И вся моя романтика, в возвышенном понимании этого слова, испарилась. Мечты о подвигах и славе сами по себе выскочили из головы. Выдержать, выстоять, выжить, победить. Вот и вся романтика войны. Одна на всех.
И когда меня спрашивают, что я делала на войне до того, как стать командиром пулеметчиков, я без ложной скромности отвечаю: "Все". И это действительно так. Перевязывала раненых, хоронила убитых, писала солдатские письма, помогала полковому писарю, хлорировала питьевую воду, стирала бойцам портянки, драила полевую кухню, доставляла боевые пакеты, в окружении ходила в разведку. Одним словом, зря солдатский хлеб не ела. По приказу комиссара Юртаева случалось даже стихи писать и быть артисткой на коротких привалах...
Не легок и не сладок был мой путь от фронтовой Золушки до пулеметного командира. Вот почему я так дорожила своим местом в боевом строю. Ведь это не шутка - в семнадцать девических лет командовать взводом мужчин, в пехоте!..
И тут вдруг совсем некстати эта разведка.
Правда, командир полка в самом начале разговора сказал, что мое участие в разведке - дело добровольное, а не в порядке приказа. И если мне не хочется ехать, то...
Отказаться?! Да разве это мыслимо? По приказу или не по приказу, но раз уж вызвали и предложили, значит, дело решенное. И я ответила без раздумья:
– Согласна. В случае чего, Непочатов меня заменит. Толковый. Положиться на него можно. Вполне.
Я очень рассердилась на лейтенанта Притулина, когда тот, улучив момент, шепнул мне на ухо:
– Съездим и, как пить дать, все отхватим по медали. А то и по ордену...
Я его осадила:
– Хватай, коли за медали воюешь.
Разведчик промолчал, а на улице опять нарвался на мои растопыренные колючки. Он посоветовал:
– Возьми третьего на всякий случай.
– Хватит с тебя и двух пулеметчиков, - буркнула я.
– И вообще не лезь в мои распоряжения.
Я брала с собой лучшего
Провожать нас вышло начальство: командир полка, начальник штаба и наш новый комбат, человек необычно молчаливый и пока непонятный.
– Вот тебе и тачанка!
– с наигранной бодростью воскликнул командир полка.
– Теперь ты у нас и впрямь Анка-пулеметчица. Видишь, даже коня своего не пожалел для такого дела. Ну, добро. Ни пуха!..
– Не зарываться!
– предупредил начальник штаба.
Комбат промолчал.
Поехали.
По заснеженной проселочной дороге мы ехали довольно долго.
Впереди - гуськом разведчики в седлах. Сзади, на некотором расстоянии, - моя "тачанка". О минах мы и не вспомнили. Несмотря на обилие снега, сани заносило на раскатах - видно, под снежным покровом был лед. И я крепко держалась за холодный щит пулемета, глядя в спину Чурая. Он правил стоя и в своем широченном маскировочном балахоне был похож на заснеженный приземистый пень.
...Деревня вынырнула из-за бугра столь неожиданно, что мы с ходу едва не влетели в ее единственную широкую улицу. Осадили коня на опушке мелколесья метрах в трехстах от деревни. Развернули сани пулеметом вперед. Разведчики спешились, лошадям на морды - торбы с овсом, чтоб не ржали. Стали слушать. Тишина. Только кони наши овсом похрустывают да луна светит почем зря.
– Что-то непохоже на укрепленный пункт, - усомнилась я.
– А не заблудились мы?
Командир разведчиков отрицательно покачал головой, но все-таки сверился по карте. От лунного сияния было так светло, что даже не понадобился фонарик. Я не совсем уверенно сказала:
– Кажется, задачу мы выполнили. Убедились, что Касня не укрепленный пункт, что подходы сюда удобные... Надо возвращаться.
Лейтенант Притулин вспылил:
– С чем? Кто в деревне? Сколько их?
– Да нет там ни одного черта!
– Ты почем знаешь?
– Что ж тебе фрицы, дураки, что ли? Часовых не выставить...
– Да ты откуда знаешь, что их нет?
– Что ты заладил "почему да почему"? Решай. Нечего воду в ступе толочь.
– Решу. Вот только с братвой посоветуюсь.
– Во-во, самое подходящее время для собрания. Не забудь избрать президиум...
Разведчик досадливо крякнул:
– Ну и характер!
– и направился к группе конников.
Вернулся он очень скоро, решительный, возбужденный. Кошачьи глаза мерцают зеленоватыми огоньками.
– Решено. Нападаем!
– А если их там действительно видимо-невидимо?
– Ерунда. Скрыться всегда успеем. Фрицы - трусы, ночью догонять не станут.
– И вполголоса: - По ко-ням!
На всем скаку наша "тачанка" вылетела на бугор. Круто развернулись у первых домов деревенской улицы. Мой Вася Чурай, кинув мне вожжи, ринулся к пулемету.