Развесистая клюква Голливуда
Шрифт:
– Немедленно прекрати, – донесся издалека женский голос.
Я испугалась и прикинулась муляжом. Авось наша гостья (кто она, пока не могу понять) не станет орать. Подумает, что в коридоре валяется очередной прикол «Кошмара», и уйдет.
Но у постоялицы были другие намерения. Она довольно сильно пнула гризли и зашипела:
– Я отлично знаю, что это ты! Вычислила по кроссовкам! Дурак! Немедленно уходи!
Мой бок вновь ощутил тычок. Я возмутилась: разве можно бить своих ближних? Что за садистские наклонности
– Идиот! – продолжала баба. – Кретин! Тебе велено было не вмешиваться. Ты погубишь весь план! Как ты сюда попал? Где прячешься? Короче, можешь не отвечать. Мне это неинтересно! Но имей в виду, если тебя обнаружат, конец всем нашим надеждам! Я тебя просила, умоляла, но нет! Ты вбил себе в голову очередную глупость. Что молчишь?
– Лучше помоги мне встать, – попросила я.
Тетка только сильнее разозлилась.
– Не бубни, скажи четко! Пообещай не дурить!
– Дай руку, – простонала я.
– Вот дрянь, – буркнула незнакомка и опять пнула меня, – пользуешься тем, что я тебя люблю! Вставай и вали отсюда!
Тут только я сообразила, что медвежья морда гасит звуки и до ушей злобной бабы доносится лишь невнятное бурчание. С другой стороны, мохнатая башка изолирует и мой слух, поэтому я не могу сообразить, кто сейчас так возмущен некорректным поведением гризли.
Я попыталась повернуть голову, чтобы увидеть незнакомку, но в поле зрения попала только ее ступня в белой балетке с бантиком на мыске, он был округлой формы и крепился при помощи большой кнопки.
Затем нога исчезла, я почувствовала удар по морде, и все звуки стихли.
Не спрашивайте, сколько времени я добиралась до комнаты Белки. Вечность. Две вечности. Три. Может, месяц или год. Но любая дорога рано или поздно заканчивается, я долбанула башкой дверь, вползла в спальню Белки и в изнеможении замерла посередине комнаты. Сейчас бабуля придет мне на помощь. Она непременно догадается, что в медведе заключена ее любимая внучка.
– Ах ты безобразник! – долетело до меня, как сквозь вату. – Наглость какая! Сюда приперся!
Бум! В голове загудело, перед глазами засверкали яркие елочные гирлянды. «Новый год в августе?» – вяло удивилась я, а затем наступила тишина.
– …Степашечка, солнышко, дорогушечка, прости бабку-дуру, – прозвучало из мглы.
Поверьте, меньше всего мне хотелось вставать, садиться на велик и торопиться в ненавидимую всеми фибрами души школу.
– Бусечка, я сегодня не пойду на занятия, – прошептала я, – вчера уроки не сделала, голова болит, насморк начинается, в горле кошки скребут.
Я ныла безо всякой надежды на успех. Белка обожает меня, но в отношении учебы она кремень. Меня отправят в школу, даже если с неба посыпятся камни или живые скорпионы. Ребенок обязан посещать занятия и набивать голову ненужными в его дальнейшей жизни знаниями. Тут Белка беспощадна!
Но
– Я ее убила? Она поправится?
Мне стало смешно. Белка, как всегда, не логична. Если человек мертв, ему никогда не стать здоровым. Затем душу затопила волна счастья. Я подцепила инфекцию! Чуму, холеру, черную оспу! Все остальные недуги Белка сочтет за ерунду – помнится, я училась, даже болея скарлатиной. Правда, бабуля не поняла, как мне плохо: сыпь на теле появилась уже после того, как я пришла на занятия. Вот она, радость! Больная бубонной чумой девочка заслужила счастье остаться дома! Ура!
– Нормально, – прогудел мужчина, – сейчас очнется.
Я открыла глаза, реально оценила происходящее и вздохнула. Степа, ты уже студентка, школа осталась в прошлом. На дворе август, успокойся и отдыхай всласть.
– Степашечка, – всхлипнула Белка, – я не поняла, что гризли – это ты!
В моем мозгу разом вспыхнуло воспоминание о тяжелом костюме и медвежьей морде, постоянно бившей о пол.
– Я решила, что наглец меня пугает, – частила бабуля, – ну и долбанула его по башке вот этой штучкой.
Я обозрела «штучку». Бейсбольная бита. Бабуля держит ее в своей спальне на всякий форс-мажорный случай. Однако у меня голова сделана из титанового сплава, раз она не распалась на части.
– Жива! – бурно радовалась Белка.
– Странно, да? – хихикнула я и села. – Может, меня, как Буратино, вырезали из полена? Ни малейшего головокружения!
– Морда-маска самортизировала удар, – сказал мужчина.
– Кто там? – спросила я.
В поле зрения появился Геннадий Петрович.
– Добрый день, – сказал он.
– Бабуся! Зачем ты его позвала? – недовольно спросила я.
– Степашечка! – зачастила Белка. – Когда я сняла с тебя костюм, поняла, кого охреначила!!! Ты молчала, не отвечала на мои вопросы, даже чаю с вареньем не захотела!
Ага, интересно, какой реакции ожидала бабуля от человека, которого огрели бейсбольной битой? Неужели думала, что он бойко вскочит и исполнит половецкие пляски?
– Геннадий Петрович врач, – оправдывалась Белка, – он давал клятву Гиппократа, умеет хранить тайны.
Я села. Уж сколько раз я говорила о наивности бабули! Но у Белки есть еще одно восхитительное качество. Она считает всех людей хорошими и очень переживает, когда выясняется, что у милого ей человека не так уж много положительных качеств.
– Геннадий Петрович нас не выдаст, – заговорщически шептала бабуля, – я ему все рассказала! Про Мишу и Ивана!
– Отлично, – язвительно сказала я.
– Одобряешь меня? – обрадовалась Белка. – Меня волновала твоя реакция. Комаров теперь наш помощник. Его тоже возмутил факт подпольной съемки фильма.